метафизических вопросов на потом, она лихорадочно закрутила головой.
Разглядеть маленького глупого кота в густой толпе было нереально.
Хотя, позвольте – не следы ли это мокрых лапок?
Лиза присела на корточки. С нее самой натекла уже целая лужа, однако вся остальная мостовая была совершенно сухой. Гладкая брусчатка блестела в свете фонарей, как отполированная прибоем галька. Лиза приложила к плитке ладонь. Теплая. Кажется, мостовая искусственно подогревалась, поскольку воздух оставался морозным. Несмотря на ясное небо, здесь тоже чувствовалось приближение зимы.
– Да где же это я, ради всех трицикликов? – пробормотала Лиза, высматривая среди сотен спешащих ног, среди десятков крутящихся колес своего бестолкового пухлого питомца. – И куда делся этот негодник?
Цепочка кошачьих отпечатков на плитке неумолимо высыхала. Кажется, следы вели в сторону той самой «Омелы», вокруг которой суетились трудолюбивые квадрики.
Если Лиза не ошиблась и это всё ещё был Санкт-Петербург, то в Лизиной реальности в этом зданьице на набережной канала Грибоедова 98 располагался Дом ребёнка. Грустное учреждение для брошенных детей с отставаниями в развитии.
Но сейчас этот домик более всего походил на симпатичный ресторанчик. Ресторанчик? Ну разумеется. Наше пушистое величество решило срочно отобедать после перенесенного стресса. Тем более что дома, вместо ожидаемого пиршества с охотничьими колбасками, господин Пуссен получил сегодня ничем не заслуженное наказание в виде чувствительного шлепка газетой. Собственно, поэтому он и сбежал, весь такой гордый и одинокий, как только Лиза собралась выносить мусор. Не мог простить хозяйке, что в долгой и кровопролитной битве за клетчатое кресло, которую Пуся вел многие месяцы, Лиза встала на сторону Игоря. Отношения двух ее главных мужчин никак не складывались.
Лиза с кряхтеньем поднялась – день выдался исключительно тяжелый, – и, стуча зубами от холода, поплелась к «Омеле». Если даже Пуси там нет, она хотя бы немного согреется и сообразит, что делать дальше. Пока что в голове была совершеннейшая каша. Причём не рассыпчатая гречневая, а вязкая овсяная. Вопросов было бесконечно много, ответов – ни одного.
Допустим, она умерла и попала – куда? На ад как-то не тянет: грешники не вопят, а катаются радостно на самоходных досках, да и чертей с вилами не видно. Если не считать тот провокационный рекламный плакат, сияющий над головами прохожих: «Ради дивана от «Хохломы» вы продадите душу дьяволу».
Но если это рай, почему же тогда по прибытии ей не выдали сухую тунику с крылышками или, по крайней мере, приличный банный халат? На этом же всё строится: ничего, друзья, на земле помучаетесь, зато потом устроитесь с большим комфортом. В условиях договора с церковью ничего не было сказано про омерзительный компресс из ледяного мокрого свитера, липнущего к спине.
А может, у нее просто внезапное обострение невыявленной болезни мозга? Доктор Лиза больше склонялась именно
