похоронена.
Но все эти процессы были очень неровными и непоследовательными, сопровождались встрясками, катастрофами. Потому что в партии не прекращалась скрытая борьба, сохранялись теневые группировки троцкистов, зиновьевцев, бухаринцев. Так, в 1932 году была объявлена кампания по чрезвычайным хлебозаготовкам. Подобные акции проводились и раньше, вызывали недовольство крестьян, но ни к каким бедствиям не приводили. Но в этот раз на Дону и Кубани кампанию возглавили Каганович и Ягода, на Украине – Чубарь, Постышев и Косиор, и были допущены такие «перегибы», что грянул «голодомор». Исправлял положение сам Сталин. Когда от Шолохова и других деятелей, знакомых с ним лично, он стал получать сигналы об истинном положении, вмешался, направил помощь голодающим. Но как только начались проверки, «голодомор»… сразу же прекратился. Не постепенно, а одним махом. Вчера в магазинах не было продуктов – сегодня вдруг появились. Вот и спрашивается, действительно ли «перегибами» объяснялась катастрофа?
А в конце 1934–1935 годах, после убийства Кирова, ЦК партии влезло с проверками в «государство в государстве», НКВД. И тут-то выяснилось, что в партии действуют подпольные структуры оппозиции, что они связаны с эмиграцией, а через нее с иностранными разведками. Что вынашиваются примерно такие же планы, как перед революцией 1917 года. Дождаться войны, подыграть противникам для поражения советского правительства и перехвата власти. А с внешними врагами расплатиться так же, как это было при заключении Брестского мира: отдать немцам Украину, японцам Дальний Восток. Вот тогда-то начался «большой террор». Повальные аресты троцкистов и зиновьевцев, публичные процессы их предводителей, расстрелы. А попутно под удары попали «живоцерковники», они благоденствовали как раз под эгидой троцкистов. По той же причине вторая волна репрессий прошлась по украинским «автокефальникам».
Но вместо изобличенного во вредительстве Ягоды во главе НКВД оказалась не менее темная личность, Ежов. И вместо искоренения настоящих врагов народа в 1937 году террор повернул совсем в другую сторону. Объявлялось о необходимости кардинально зачистить страну от антисоветских, «контреволюционных» элементов, и НКВД принялся выслуживаться количеством жертв, по областям и республикам действовали чрезвычайные «тройки», выносившие приговоры. Под гребенку хватали всех, кто был на «заметке»: бывших офицеров, бывших белогвардейцев, вчерашних раскулаченных или тех, на кого поступали доносы.
А священники в СССР всегда были в «группе риска». За ними всегда присматривали, всегда были недовольные ими. На службах они выступали с публичными проповедями, а в них при желании можно было найти «намеки», «двусмысленности». Причем на этот раз в мясорубку попадали все священники без разбора – и РПЦ, и «катакомбники», и обновленцы. Для сотрудников НКВД было главным отрапортовать о количестве «разоблаченных врагов». А священники и монахи были очень уж заметными. «Тройки» даже
