в тексте.
Говорят, что у Венедикта Ерофеева нет читателей среди народа, имеется в виду народа под липами, где пьют на троих. Он там не бывает третьим. Или четвертым, кому как больше нравится. Он находится только среди любителей Артхауса.
Великолепно. Великолепно, честное слово! Так Книга – это всегда, всегда, всегда Артхаус. Ибо читатель всегда:
– Один! – Один единственный.
Тысячи, миллионы книг по городам и весям, где в комнатах горят настольные лампы. И в комнате этой всегда один человек:
– Читатель.
Иногда спрашивают:
– Для кого вы пишите?
– Вот для этого одного единственного человека в комнате перед настольной лампой.
Именно этого человека предлагает грохнуть режиссер Бортко. Наверное, думает:
– А вдруг это не Иисус Христос? Почему бы его не распять ради всех.
– А вдруг это не Краеугольный Камень. Не может же ж быть, что вот так сразу случайно пойманный Один Единственный и был сам:
– Читатель.
Давайте пожертвуем им.
– Ведь ради Всех же! Не просто так. … с ним. И хорошо ведь будет в новом обществе. Ну, подумаешь, не будет этих, как их?.. зрителей и читателей. … с ними. Зато все остальные будут жить счастливо.
И вот это и есть идеал Коммунистического общества.
Читатель один, а сколько людей в одной книге! Миллионы! Или для вас Книга – это только обложка? Жизнь там, внутри, там живут люди. А вы хотите пожертвовать Открывателем Книг. Пожертвовать только потому, что он:
– Один, мой, единственный.
Когда Мария Магдалина оказалась в саду после Воскресения Иисуса Христа, она искала там не маёвку, не демонстрацию, ни даже поезд на целину, – она спрашивала:
– Где Он, Один, Мой, Единственный.
Все эти сравнения с тремя липами, тремя тополями на Плющихе, тремя богатырями, тремя с денатуратом под этими липами – одно и то же, что часто делаемое по телевизору сравнение с ментами. Только успели посмотреть первую серию нового фильма, как тут же в милицию. Зачем, спрашивается? А как же?! Надо спросить:
– Что? Как? Похоже? – Хорошо! Прекрасно! Великолепно!
Только, извините, это плагиат. Ибо еще Ван Гог, когда был жив, так делал. Бывало, напишет что-нибудь такое с подсолнухами, или с едоками картофеля, и бегом в родную деревню, к односельчанам! Бежит так, что мольберт едва за ним поспевает, так и стучит, так и стучит по заднице! Прибегает, запыхавшись, и тут же спрашивает:
– Что? Как? Похоже?
У нас, правда, спрашивают только у милиции:
– Похоже? – Ну, это просто потому, что других-то полотен нет. Только про милицию. Как нет и других специалистов по искусству, кроме как в милиции. Почему бы ни поехать на деревню к дедушке, и не спросить его:
– Похоже? – Уверен, что многие сразу скажут:
– Действительно, а почему бы нет?
