своей Революцией, блин. Дорогу, мазурики, задавлю,– народ нехотя раздвигался, вытягивая шеи в сторону крепости.
– Ну, что там?– волновался какой-то коротышка в замызганном цилиндре и потертом сюртуке.– Что видно?
– Белый флаг вывесили,– ответил ему Мишка.– Беги скорее, там сейчас добычу делить начнут.
– Где флаг?– заволновался еще пуще коротышка.– Что делить?
– Деньги,– наклонившись, рявкнул ему в самое ухо Мишка.– Там полные подвалы серебра и золота.
Толпа заколыхалась, усваивая информацию и ломанулась в сторону Бастилии.
– Ну, теперь и флага не нужно, минут через пять ворвутся на одной только алчности,– скривился Мишка.
На улицу Бобур он вышел минут через пять и сразу увидел Верку, которая стояла привязанная к кованому кольцу, торчащему из стены. Специально для лошадей очевидно туда и ввинченному.
– Та-а-а-к! Стоишь, значит. А где хозяин?– спросил он «Трояна».
– Унесли полчаса назад вон в ту дверь,– мотнула головой Верка.
– А ты стояла и смотрела?
– Указаний не было от Хозяина,– тряхнул гривой "Троян".
– Кукла Барби,– сморщился Мишка.– Филя, сколько там мазуриков?
– Восемь человек, вооружены всяко-разно. Местные тати. Пользуются смутой, мародерничают. Сейчас перекусят, чем Бог послал и опять на промысел.
– Зачем заковали Серегу тогда?
– Чтобы жаловаться не побежал.
– Почему не убили?
– Так не душегубы же, а мародеры.
– И много там еще таких простофиль, вместе с нашим охламоном?
– Да уже дюжину стреножили.
– Чего же лошадь без присмотра оставили?
– Отчего же без присмотра? Очень даже присматривают. Вон за углом двое,– чирикнул Филя.
– И правда две рожи, как я вас сразу-то не заметил? Ну-ка ко мне оба, живо. Побазарить пока хочу,
– Мишка щелкнул пальцами и из-за угла окончательно вывалились два оборванца, но при мушкетах и шпагах.
– В Доме Инвалидов разжились?– кивнул Мишка на железо.
– Та-а-м, мсье,– расплылся в улыбке оборванец постарше и позадиристее выглядящий. Волосы у него на голове были жгуче черного цвета, да еще и вились в мелкое колечко, так что нетрудно было угадать в нем выходца из какой-нибудь очень южной колонии Франции.
Второй оборванец был напротив совершенно бледнолицый, на столько, на сколько, возможно вообще европейцу им быть. Он лишь сопел и шмыгал носом, усыпанным веснушками и лет ему было никак не больше 10-ти. Серые глаза, конопатое лицо, соломенные волосы. Вот уж кого за мародера сразу и не посчитаешь. Гаврош.
– Ну и какого хрена вы, пацаны, моего лучшего кореша по башке огрели и на цепь посадили?– начал Мишка "базарить".
– Кто ж знал, что он ваш корешь?– пожал плечами "кучерявый".– Кошелем тряс, вот и получил.
