и Пьер, закутанный в медвежью доху и обутый в русские валенки, мерз нещадно. Проклятый монах был прав, когда говорил про «жернова». « Что он там посоветовал? Брось сказал».– Пьер остановился, распаковал узлы, пересыпал в ранец золотые монеты и, зажмурившись, рванул налегке, обгоняя, еле плетущийся обоз. Отойдя от тачки на десятка три шагов, он все же оглянулся и увидел, как набросились жадно на его бывшее имущество, проходящие мимо гвардейцы.
Даже за сабли схватились, претендуя на добычу. И лязгнувшая сталь подтвердила серьезность намерений претендентов.
«Идиоты», – весело подумал Пьер, прибавляя шагу и прикидывая где бы ему прикупить хоть какую-нибудь клячу, пусть даже за все имеющееся у него золото.
А сейчас, сидя у костра, он протяжно зевнул и, пожелав всем доброго сна, завалился под бок лейтенанта и захрапел буквально через десять секунд.
Подремав у костра кавалеристов до рассвета, монахи тихо ушли, никого не побеспокоив. Проходя по разоренной деревне, Михаил опять услышал писк металлодетектора и, поспешно достав его, присвистнул удивленно.
– Что там?– Сергей протянул руку и Михаил молча сунул ему прибор.
– Опять пять км показывает. Зараза. Это что означает?
– Одно из двух. Либо ларец удаляется на восток, либо мы от него ушли на запад, а он находится в расположении русской армии.
– Вот гад. Это потому что мы на Наполеоне зациклились. А ларец-то и не у него вовсе. Вон его «вигвам», если я что-то понимаю в архитектуре. А рядом с ним, наверняка, казначей пристроился. Вон и фуры коричневые. Лошадей выпасаться видать увели,– Сергей переключил детектор на определение золота и прибор исправно запикал, показывая, что на расстоянии от них всего в пятидесяти метрах этого металла просто прорва.
– Хитер Бонапарт. Солдатикам своим фальшивками жалованье платит, а золото себе в казну прибрал,– Михаил щелкнул пальцами и пятнадцать повозок, стоящие тремя рядами, за шатром Императора и охраняемые десятком конных гвардейцев, слегка дернулись все сразу. Рывок этот судорожный, сопровождаемый легким скрипом колес, рессор и досок, был замечен караульными и вызвал у них естественное любопытство.
– Что это они все сразу затряслись?– озадачился капрал, старший в наряде.– Уж не шурудит ли кто внутри?– высказал он вслух самое нелепейшее предположение.
Капрал подтянул потуже ремешок высоченной фуражки и, не откладывая в долгий ящик, развернул лошадь к ближайшему фургону с императорской казной. Расстегнув деревянные пукли и распустив кожаные ремни, он заглянул в фургон, и лицо его вытянулось изумленно. Фургон был пуст. Первые лучи утреннего солнца радостно осветили девственно чистое нутро. Воры, похоже, не только вынесли все, что было внутри, но даже подмели за собой днище повозки. Капрал метнулся к следующему фургону и лихорадочно принялся, срывая ногти, распускать ремни, чтобы увидеть туже картину вторично. Всхлипнув от предчувствия надвигающейся лично на него «кары небесной», капрал с заполошным криком: – Мсье
