поднимается из-за стола и убирает посуду.
– Ну, что ты можешь так жить: делать все, что хочешь, развлекаться. Сначала ты уехал, теперь в таком подвешенном состоянии, ничего определенного.
– Да, мне везет.
Я ухожу. Я мог бы много чего ему сказать. Я мог бы вежливо объяснить ему, что то, что он сказал, – это немыслимая, ужасная, позорная тупость. Что свободы ищет лишь тот, кто чувствует себя в плену. Но я устал. Сейчас не хочу ничего говорить, просто не могу. Я вхожу в комнату, смотрю на часы на тумбочке, и тут только до меня доходит.
– Блин, ты меня разбудил, а еще только девять часов?
– Да, мне скоро на работу.
– Но мне-то никуда не надо!
– Я знаю, но поскольку тебе надо ехать к папе… – он растерянно смотрит на меня. – Я разве тебе не говорил?
– Ничего ты мне не говорил.
Он все еще неуверенно, с сомнением смотрит на меня: говорил или не говорил? Он или вправду уверен, что говорил, или мой брат великий актер.
– В общем, он ждет тебя к десяти. Хорошо, что я разбудил тебя, правда?
– Неправда. Спасибо, Паоло.
– Да не за что.
Ни малейшего чувства юмора. Он продолжает убирать чашки и кофейник в мойку: все аккуратно составляет в правую раковину, строго в правую.
Потом возвращается к разговору.
– А что ты не спросишь, почему папа хочет увидеться именно в десять? Тебе не интересно?
– Ну, если он хочет меня видеть, думаю, он сам мне скажет.
– Ну да, все правильно.
Видно, что он немного обиделся.
– Ну ладно, скажи мне, почему он хочет меня видеть?
Паоло заканчивает мыть посуду и поворачивается ко мне, вытирая руки полотенцем. У него радостное лицо.
– Вообще-то я не должен тебе говорить, это сюрприз, – он замечает, что я завожусь. – Но я все же скажу, мне так хочется! Думаю, он нашел тебе работу! Ты доволен?
– Ужасно.
Во всяком случае, чувствую себя лучше. Мне удается сохранить самообладание даже при таком известии.
– Ну, и что скажешь?
– Что, если мы не прекратим болтать, я опоздаю.
Иду собираться.
– Ты счастлив? – очень сложный вопрос.
«Чтобы быть счастливым, – говорит Карен Бликсен[10], – нужна смелость». Ты счастлив?.. Только мой брат мог задать такой вопрос.
Без одной минуты десять. Над кнопкой звонка – моя фамилия. Но это дом моего отца. Фамилия написана ручкой, небрежно, без всякой фантазии, без чувств. В Америке так бы не написали. Но это неважно. Мы в Риме, на маленькой площади у корсо Триесте, недалеко от магазина, где продается контрафактная одежда. Она громоздится на витрине с ценниками в 29,90 евро. Как будто эти олухи не понимают, что за тридцать евро можно купить только отстой. Коммерсантские душонки, хитрые, на лице – вечная улыбочка. Звоню в домофон.
– Кто там?
– Привет, папа, это я.
– Ты пунктуален. Америка
Датская писательница (1885–1962). Автор религиозных притч о творческом и счастливом уделе человека, чем бы он ни занимался в обыденной жизни.
