потом сказал:
– Я и в таком маленьком саду, как ваш, готов свековать с любимою женщиной… Возьмем, например, хоть вашу сестру. Насколько она в своей простоте лучше этих европейских сорок, с которыми вы сейчас так глупо носились в вихре вальса!..
– Что же, – я говорю, – особенного в моей сестре? Добрая, простая, правда, хорошенькая девочка, читать, писать кой-как умеет, песенки поет… вот и все!
Розенцвейг вспыхнул.
– Да когда ж люди поймут, что не все то изящно, что принято нами?.. От вашей сестры дышит весной… Она сама песня! Читать! Писать! Стыдитесь! Когда я вижу, как она проходит мимо наших окон с корзинкой за диким салатом и, нагибаясь, напевает песни, – я без ума от нее… Знаете, мне даже нравится, что коса ее светлее передних волос, потому что она носит ее всегда на солнце поверх повязки… Все мне в ней нравится. Когда она склонит немного головку набок и так томно скажет: малиста (да, конечно), – это одно «малиста» может свести человека с ума! А вы разве не наблюдали, как она смотрит в небо, когда подает гостям варенье на подносе? Да где вам? На то вы брат, чтобы ничего не видеть! Недаром вы и с нигилистом русским в переписке…
Я отвечал ему на это, шутя:
– Женитесь, если она такая прелесть…
– Вы не шутите?
Что мне было делать? Я действительно пошутил, я никогда не думал, чтобы он решился на этот шаг.
Я сказал: «Как хотите: хотите, пусть будет шутка; а не хотите, пусть будет не шутка…»
Розенцвейг взял меня за руку и сказал:
– Ну, спасибо! Так завтра передайте это и родным. Ушел из беседки и вскоре вовсе скрылся.
Я, право, не знаю, радоваться или нет? Завтра поговорю прежде с Хризо: что она скажет? Мне кажется, она должна счесть это за неслыханное счастье.
24-го июля.
Мне не удалось сразу передать сестре предложение Розенцвейга.
Сегодня воскресенье, и она прямо от обедни ушла в гарем к Рустему-эффенди.
Долго я ждал ее, от нетерпения ушел из дома и вернулся только к полудню.
Хризо вернулась, и я застал ее перед зеркалом; она подходила и отходила от зеркала, поправляя новые золотые серьги с маленькими яхонтами.
Я спросил:
– Что ты делаешь?
– Видишь, серьги новые смотрю; думаю, как бы сделать, чтобы лучше светились.
– Кто ж тебе их дал?
– Старшая сестра Хафуза: Рустем-эффенди тебе кланяется много.
– А что ж вы еще там в гареме делали?
– Сидели.
– Только сидели?
– Говорили. Зейнет, старшая сестра, говорит мне: когда бы ты, Хризо, мастику с водой мешала и лицо бы этим каждое утро вытирала, ты бы еще лучше была; посмотри, как у тебя лоб будет блестеть!
– Нет, этого ты, Хризо, не делай, – заметил я. – Жених твой тебе хороших духов из Константинополя выпишет. Ты уж ими вытирайся, а не мастикой…
