тут же, между случайными путниками, доселе незнакомыми друг с другом, но иногда к ней за подобной помощью ехали издалека: мол, рассуди, хозяйка, нас. В те строгие и жестокие времена, когда понятие мужчина подразумевало нечто намного большее, нежели столетий эдак три спустя, этот дар женщины, способной неким непостижимым образом подчинить себе волю мужчин и властвовать над ними, вызывал у многих удивление и уважение. Впрочем, и тогда женщины нередко командовали мужчинами, но то были в основном юные, божественного облика создания, со страстно вздымающейся при каждом томном вздохе грудью, с игривым румянцем на щеках и таинственным блеском в глубине прекрасных глаз. Такие способны самого отчаянного храбреца превратить в жалко блеющего ягненка. Пронзенные стрелой Купидона бесстрашные синьоры становились податливыми, как воск, и готовыми ублажить любой каприз своего хрупкого божества, лишь бы завоевать его расположение. Называлось подобное по-разному, но обязательно возвышенно и романтично: «покорить сердце», «пленить душу», «просить руки», но чаще в глубине души, может, скорее подсознательно подразумевалось (не отрицая перечисленного) другое: «овладеть телом». Ну, и чтобы продолжить в духе возвышенности, добавим: «черты которого достойны кисти великих мастеров».
В случае же с хозяйкой трактира, как сами понимаете, никакие разглагольствования о хрупкости, божественности неуместны. И уж вовсе ни к чему продолжать тему «тела», которое в данном случае имело размеры едва ли не в два обхвата, да и пятидесятилетний возраст о чем-то говорит. Поэтому-то многие и удивлялись непостижимой способности Матильды Бофорт, а именно так звали хозяйку.
О, как она начинала! Нет, об этом лучше не вспоминать! Правда, сама хозяйка любила припоминать давнее. Особенно любила подчеркнуть, что не имела тогда ни серебряного за душой и поставила буквально лачугу на этом месте. Постепенно пристройки увеличивались, возрастал и аппетит у разбойников, которыми тогда изобиловали дороги Англии. А уж в чем заключался их нехитрый промысел, объяснять, думаю, излишне. Троим же проходимцам, жившим разбоем на дорогах, прилегаюших к Гринвичу, показалась недостаточной прибыль, извлекаемая из карманов незадачливых путешественников, и они решили совершить налет на трактир, о процветании которого были наслышаны. Представлялось это некой разминкой, пустячком, ведь какое сопротивление может оказать одинокая женщина? Однако понятия «одинокая и беспомощная» путать не следует. Увы, цена этой истины для двоих любителей легкой наживы оказалась слишком дорогой, ибо налет на «Матильду» стал последним в их разбойничьей карьере. Третьего, который еще подавал признаки жизни, Матильда пожалела, уложила в одной из комнат, которых тогда было довольно мало, и начала выхаживать. То ли она это сделала из жалости, то ли от скуки, одиночества – может, в общении с этим человеком видела спасение от безрадостных длинных ночей. Прошло время, раны зажили, и Джоуш Уинвуд навсегда остался в ее доме.
Вдвоем
