особу. Она явно была не в его вкусе. Это означало, что ему будет легко держать ее на расстоянии.
Он направил Буцефала к мулу, который тут же осторожно отошел в сторону.
– Мне кажется, ему не нравится, когда вы так близко подъезжаете к нему, – нервно произнесла Элис.
Он протянул руку и поправил поводья.
– Не надо так резко дергать. У него чувствительный рот. Достаточно легонько потянуть их на себя.
Он нагнулся и сжал ее ногу ниже колена, показывая, в каком месте нужно упираться мулу в бока.
Она вздрогнула от его прикосновения и быстро убрала ногу.
– Направляй его ногами, – бросил он, даже не пытаясь объяснить свои действия.
Естественно, девушке не нравилось, когда он до нее дотрагивался.
Когда он выпрямился, то увидел, как она поспешно отвернулась и прикрыла лицо ладонью, напомнив ему, что от него по-прежнему воняет.
Он отъехал в сторону, чувствуя легкую обиду, которая, возможно, была неоправданной. От него действительно воняло. И он это знал.
Он не хотел обижаться. Но он также не хотел, чтобы она от него шарахалась, – девушка, которую он спас. Возможно, это был единственный бескорыстный поступок, который он совершил за свою жизнь. Потому – да, для него это было важно. По крайней мере, он так считал. Важно знать, что она думает о нем. Она хотя бы должна понимать, что он не извращенец.
– Не отставай, – резко сказал он. – Мул должен следовать за Буцефалом.
Он поехал вперед и тут же услышал ее вопрос:
– Вашу лошадь зовут Буцефал?
– Да.
– У вас такой красивый конь.
Маркус заколебался, прежде чем ответить. Он все еще не мог забыть отвращения на ее лице.
Она продолжила:
– Эта кличка подходит ему, хоть она и длинная.
Спустя несколько секунд он все же смог выдавить из себя:
– Буцефал был…
– …конем Александра Великого. Да, я знаю.
Маркусу пришлось подавить желание снова обернуться. Эта крестьянка, которую он купил на сельском аукционе, знает историю Древней Греции? Никогда бы он такого не подумал. Он гадал, какие еще сюрпризы готова преподнести ему эта девушка.
Он снова вспомнил, как она стояла на помосте, глядя на толпу топазовыми глазами из-под темных бровей, пока медленно падал снег. Тогда он был озадачен этим спектаклем, удивляясь нереальности происходящего на площади, абсолютной его абсурдности.
Но теперь ему в голову пришла неожиданная мысль. Она была не от мира сего, кем-то вроде феи. Голубка с бледными чистыми крыльями, связанная, чтобы не улетела, пока вокруг нее бушевали страсти человеческие во всем их вопиющем уродстве.
Он кое-что знал о страстях человеческих и их низменных проявлениях. Даже несмотря на то, что там она казалась ему неприкосновенной, если бы он не сделал то, что сделал, это уродство коснулось бы и ее тоже. Он это знал.
Потому
