создание художником того книжного знака. Мол, а не было ли это учебным заданием студента-заочника Дергаченко, ведь в институте практиковали подобные задания. Но задания по изготовлению экслибрисов у студентов появились значительно позже. Отметая все сомнения, берусь утверждать, что это именно Николай Алексеевич задумал создать себе книжный знак и привлёк к этому, молодого тогда, тамбовского художника. Дело в том, что Дергаченко начал учиться в институте, как мне помнится, где-то позднее 1961 года.
После Дергаченко Никифоров привлёк к экслибрису другого тамбовского газетного художника – Ивана Николаевича Халабурдина. С работ этих художников в те годы и начался тамбовский экслибрис. Все остальные тамбовские экслибрисисты увлеклись этим после, на базе опыта этих двух художников.
Занимаясь поисками старого тамбовского экслибриса, и собрав уже небольшую его коллекцию, я обратился к Николаю Алексеевичу и, к удивлению своему, понял, что у него нет старых местных книжных знаков. А, подготовив совместно с братом выставку ксилографического (то есть гравированного на дереве) отечественного книжного знака 20-х годов, я попросил его дополнить экспозицию находками из его собрания, но он не смог ничего представить, хотя был заинтересован в этом, ведь это было бы указано в готовящемся каталоге выставки. Скорее всего, у него не было тогда послереволюционных экслибрисов и он, будучи лишь знаком с дореволюционным экслибрисом, действительно, возрождал именно его.
Говоря в этой книге о Никифорове, как о видном экслибрисисте, сделавшем очень много в деле развития отечественного книжного знака, следует уточнить, сам он не считал экслибрис одним из основных своих хобби. В обеих книгах своих устных рассказов о приключениях собирателя коллекции коллекций «Поиски и находки» и «Поиски продолжаются» он даже и не упоминал книжный знак, настолько много было у него других коллекционных интересов.
Примечательно, что, считая себя «краелюбом», он не имел собрания старых тамбовских книжных знаков, и эту задачу пришлось решить мне. А ведь дореволюционные экслибрисы это инструмент, позволяющий проследить судьбу библиотек, в том числе и местных. Более того, Николай Алексеевич неоднократно в 70-80-е годы говорил мне, что бросает экслибрис. Слова эти были вызваны, скорее всего, затянувшимся его противостоянием с одним из тамбовских коллекционеров, возомнившим себя знатоком экслибриса и претендовавшим на право выступать от имени всего Тамбова. Претензии эти были беспочвенные, ведь, располагая всего лишь настырностью, невозможно было заменить такую талантливую личность, каким был Николай Алексеевич.
На нашу беду в эту борьбу стали вовлекаться иногородние коллекционеры. Никифорову, конечно, было обидно, что этот коллекционер, стремясь собрать экслибрисистов вокруг себя, распространяет о нём всякие, порочащие его, небылицы. Вот, видно, поэтому он и говорил, что бросает экслибрис. Но, бросив книжный знак, он бы оставил поле битвы противнику,
