значимости. Александр Невский этим актом создает парадигматическую матрицу всей политической и социальной структуры Русской земли. В этой идейной конструкции святой князь креститель Руси, равноапостольный Владимир, Новый Константин встает у истоков священной государственности.
С момента официального прославления мы можем говорить об устойчивой идеологической конструкции, в которой святой равноапостольный «каган», предок князя Александра, стал культовой фигурой, стоявшей у истоков священной русской государственности, с самого момента своего крещения рассматриваемой современниками этого события в качестве «Нового Израиля», земли избранной. Верность священной исторической миссии Руси, как ее понимал еще митрополит киевский Иларион, – таково значение этого духовно-символического послания современникам и потомкам Александра Невского.
В.В. Василик делает и еще одно ценное наблюдение: «Обратим внимание и на то, что святой князь Александр нападает на шведов в шестой час – время литургии, время распятия Господа. Интересно и то, что восстанавливаемой дружинной терминологии мы практически не найдем, кроме выражения “положить печать”.
Следовательно, можно предположить иной источник для этого выражения, которым мог стать рассказ Книги Бытия о постановке Богом печати на чело Каина, “чтобы, встретившись с ним, никто не убил его”. Если наша гипотеза верна, то рассказ получает дополнительный смысл: король являет собой образ первого братоубийцы Каина, не убитого, но заклейменного проклятием, а шведы в известном смысле становятся каинитами – искусными, активными, агрессивными, хищными»[98] [98]. Как видим, автор дает еще одно прочтение, кроме уже приведенного нами выше, в истории нанесения «печати на чело», которым Александра отметил Биргера. Но вернемся к исследованиям В.В. Василика.
Сама эта догадка об уподоблении Биргера Каину не лишена основания, но более плодотворной является мысль автора об «апостольском подвиге» князя Александра. Текст Жития на этом не останавливается. Шведский полководец уподобляется нечестивому царю библейского повествования Сеннахериму, полководец которого, Рабсак, поносил Господа Израиля: «Так скажите Езекии, царю Иудейскому: пусть не обманывает тебя Бог твой, на Которого ты уповаешь, думая: не будет отдан Иерусалим в руки царя Ассирийского. Вот, ты слышал, что сделали цари Ассирийские со всеми землями, положив на них заклятие; ты ли уцелеешь? Боги народов, которых разорили отцы мои, спасли ли их, спасли ли Гозан и Харан, и Рецеф, и сынов Едена, что в Фалассаре?» (ИС., 37: 10–12). Господь обещает праведному царю иудейскому Езекии: «Я буду охранять город сей, чтобы спасти его ради Себя и ради Давида, раба моего». И обещание Господа в точности исполняется: «И вышел Ангел Господень, и поразил в стане Ассирийском сто восемьдесят пять тысяч человек. И встали поутру, и вот, все тела мертвые» (ИС., 37: 35–36). Точно такое же чудо мы находим в житийном описании
Василик В.В. Указ. соч. С. 29.
