в совещании с моим адвокатом, и если что-нибудь случится с моим бренным телом, то это ничего не изменит. Половину своего состояния я завещал Джорджу.
Среди глубокого благоговейного молчания он встал и обошёл всех, пожимая им руки.
– Другую половину, – медленно добавил он, останавливаясь у полуоткрытой двери, – другую половину и мои золотые часы с цепочкой я завещал моему дорогому молодому другу Чарли Хиллу. Всего доброго, Джордж!..
Все три – капитаны
– Каждый матрос ворчит на море, – задумчиво сказал ночной сторож. – Ворчать – в людской натуре, и я предполагаю, что они ворчат и остаются на море, потому что им иначе нечего и делать. На берегу моря мало мест, годных для моряков, а те должности, которые годятся для них (как, например, обязанность ночного сторожа), требуют такого хорошего характера, что не может найтись много людей, способных занимать их.
Иногда они находят дело на берегу. Я знал одного, который поступил на бойню и работал хорошо, пока полиция его не взяла. Другой бросил море, чтобы жениться на прачке, и они обвенчались за шесть месяцев до её смерти; тогда бедняку пришлось опять отправиться в море.
Ужасно ворчал на море старый Сэм Смол; я недавно говорил вам о нём. Было просто страшно слушать, как он бранил море, после того, как в две недели растряс деньги, собранные им в течение пяти месяцев. Смол, бывало, часто спрашивал нас, что будет с ним на старости лет; и когда мы отвечали, что вряд ли он доживёт до старости, если не станет больше заботиться о себе, Сэм впадал в бешенство и бранил нас всячески, как только умел.
Раз, когда он был на берегу вместе с Петером Руссетом и Джинджером Диком, он как бы взялся за ум. Сам начал заботиться о деньгах, не тратил их в течение трёх месяцев, ежедневно покупал газеты и читал объявления, чтобы видеть, не найдётся ли хорошего местечка для сильного, доброго малого, не любящего работы. Он нашёл было место и, по его словам, если бы туда же не явилось семидесяти девяти других кандидатов, мог бы получить его. Однако, Сэм получил только синяк под глазом за то, что хотел оттолкнуть одного человека, и два дня ходил таким унылым, что совсем не был подходящим товарищем для Дика и Петера.
Дня четыре он держался вдали от них, а потом внезапно Джинджер Дик и Петер начали подмечать в нём большую перемену. Он казался бодрым и счастливым. Когда они заговорили с ним, он им отвечал весело, а раз ночью, лёжа в постели, свистел комические песенки, пока Джинджер и Петер Руссет не вскочили и не подбежали к нему. Когда он купил себе новый шарф и щёгольскую фуражку и дважды вымылся в один день, они стали спрашивать друг друга, что с ним случилось, и обратились к нему с этим же вопросом.
– Случилось? – сказал Сэм. – Ничего не случилось.
– Он влюблён, – заметил Петер Руссет.
– Ты лжёшь, – не поворачиваясь, сказал Сэм.
– Это было бы дурно для его лет, – заметил Джинджер.
Сэм ничего не ответил, но продолжал суетиться, точно у него что-то было на уме. Он посмотрел из окна, замурлыкал песенку, наконец, глядя на товарищей
