лепешек.
– Это пчелиный клей, – шепелявя беззубым ртом, кричал дедушка Иван. – Лепешки из клея надо привязать на горло.
Муся стала кормить меня наваристым борщом, но я не мог глотать. И тогда моя мама забрала у нее миску и услала подальше, чтоб не заразилась.
На ночь мама снова сделала мне компресс на шею и прилепила лепешки деда Ивана. Полночи я проспал спокойно, но под утро снова поднялась температура и я стал задыхаться. Мама заставила меня полоскать горло сначала марганцовкой, потом настоем календулы. Из глотки пошли сгустки крови и гноя. Но дышать стало легче. Когда полоскание закончили, я совсем обессилел и горло болело так, точно там все было изрезано. Вдобавок сильно тошнило и болела голова. С этого времени и в течение следующих четырех или пяти дней я не мог ничего есть и начал катастрофически худеть.
К вечеру дедушка Николай, наконец, привез большое количество разных порошков. В те времена главное лечение ото всего – были порошки. Дедушка долго объяснял маме, как надо использовать каждый медикамент. И мы тут же приступили к лечению.
Так прошло несколько дней. Горло понемногу унималось, болело не так сильно. Но я весь горел огнем, особенно ночью. Начали болеть колени, потом локти, потом плечи.
Кто-то сказал матери, что от суставных болей пользительны ванны из конского навоза. Мать быстро собралась и побежала к пивзаводу, где всегда было много подвод и лошадей. Через час она притащила полную корзину замёрзших конских катышков, растопила печь, вскипятила большой чугун воды, нашла во дворе старый полубоченок, промыла его и залила горячей водой конские катышки. Таким способом она приготовила баню. Дождавшись, чтобы раствор стал не слишком горячим, и для верности попробовав температуру воды локтем, мать быстро раздела меня и по шею погрузила в полубоченок. Острый конский запах перебивал все другие запахи, но я ощущал невыразимое блаженство и облегчение. Казалось, вот она – панацея, вот так и надо лечиться. Мать потом еще два раза купала меня в вонючей конской купели, у меня очистилось горло, легкие, стало легче дышать. Но какой-то бес сидел внутри меня и не отпускал.
Снова поднялась температура, все суставы воспалились, стали красными; через неделю они распухли, и я не мог уже ни встать, ни сесть, ни тем более ходить. Тошнило, кружилась голова, и я все чаще стал терять сознание.
Через неделю Павлик уже не мог встать с постели. Мама почти не спала, несмотря на то, что ее часто сменяли то тетя Сеня, то баба Маня. Суставы у него распухли и болели так, что он стонал почти не переставая. Но самое тяжкое началось после того, как у него от слабости и отсутствия питания начали атрофироваться мышцы. Это привело к тому, что сухожилия, как тугая резина, стянули ноги и руки больного и он не мог их разогнуть. Теперь стали болеть и конечности, которые состояли из костей, обтянутых кожей. Болело все, и больной все чаще пребывал в бессознательном состоянии. Чтобы хоть немного облегчить страдания, тетя Сеня придумала для него колыбельку с простынкой, на которой положили Павлика (тем более что сам он уменьшился
