какое-то движение.
– Что, очнулся, милый? – донесся до меня низкий женский голос с характерной хрипотцой, присущей обычно людям старшего возраста. – Ну, и слава богу.
Я скосил глаза и увидел невысокую пожилую женщину лет шестидесяти, в серой шерстяной кофте и черной юбке. Частые и глубокие морщины на ее лице давали достаточно точное представление об ее возрасте – лет пятьдесят пять – шестьдесят. Она сидела на стуле возле соседней кровати и смотрела на меня.
– Пить, – попросил я, почувствовав невыносимую жажду.
– Сейчас, сейчас, касатик, – ласково сказала женщина, налила воду из стоявшего на тумбочке графина в стакан и поднесла ко мне. Я приподнялся, взял стакан и стал жадно пить.
– Ну, вот и хорошо, что очнулся, – улыбнулась женщина. – Будет теперь моему деду с кем поговорить.
Выпив воду, я отдал ей стакан, который она снова поставила на тумбочку, вытер губы и оглянулся. Позади меня, на соседней кровати, полулежал худощавый бородатый старик в полосатой больничной пижаме и с интересом смотрел на меня.
– С возвращением на этот свет, – бодро воскликнул он.
– Здравствуйте, – ответил я.
То, что рассказали мне Мария Петровна и Степан Тимофеевич, – именно так звали моих новых знакомых, – заставило меня содрогнуться. Оказывается, я пролежал без сознания целых два дня, врачи поставили мне диагноз «сильное сотрясение мозга» и вывели неутешительный вердикт: жить будет, но может остаться дурачком. Последняя перспектива меня, конечно, обеспокоила, хотя в данный момент никакого помутнения рассудка я не ощущал.
– Пойду-ка, дежурного врача позову, – сказала Мария Петровна и вышла из палаты.
– Ну, как самочувствие? – поинтересовался Степан Тимофеевич.
– Нормально, – ответил я. – Только голова что-то очень гудит.
– Повезло тебе, – усмехнулся Степан Тимофеевич. – Еще бы чуть-чуть, и с Господом Богом бы общался. Есть хочешь?
После этого вопроса я ощутил, что жутко голоден. И это было неудивительно. Если я пролежал без сознания два дня, и мой желудок все это время оставался без работы, то его бурное недовольство было вполне естественным. Я утвердительно кивнул головой и спросил:
– А когда здесь обед?
– Обед уже прошел, – ответил Степан Тимофеевич. – Теперь только ужин. В семь часов он будет, через сорок минут. Хочешь, пока бутерброд с колбасой дам?
Как ни соблазнителен был для меня этот бутерброд, я отрицательно помотал головой. Неудобно как-то. Все-таки, чужие люди.
– Да чего ты стесняешься? – удивился Степан Тимофеевич. – Подумаешь, какой-то бутерброд! Держи, не стесняйся. Подкрепись.
Степан Тимофеевич поднялся и, прихрамывая, подошел ко мне. Бутерброд выглядел так аппетитно, а мой желудок так
