присяге, царю… и не хотел бы ошибиться…
– Так не ошибись! – Лебедев ровно выдержал пытливый и колкий взгляд.
– Ладно, идет! – Григорьев распрямил плечи, голос его натянулся струной. – Но давай без горько-сладких подслащиваний. Ты что же, против сильной Державы?
– Отнюдь. – По жженой бронзе щек Аркадия прошла тень убежденной твердости. – Только я полагаю: поддерживая здоровье и мощь Империи, не обязательно устраивать ей кровопускание.
Глава 2
– А вот и нет, господин ротмистр! Ошибаетесь, – резко поднял Григорьев голос. – Чем больше мы поливаем нашей кровью древо Империи, тем дороже оно становится и нам, и потомкам. И, надеюсь, к обоюдному согласию: на войне приказывают умирать, а не сдаваться. Вы же, Аркадий Павлович, как вижу, хотите и невинность соблюсти, и капитал приобрести? Так хочу разъяснить на пороге, – морща в запале строгое сероглазое лицо, сцепляя в замок пальцы, заявил Виктор: – В белых перчатках войну не делают. И еще: ты полагаешь, Аркадий, я тут прожигаю деньги? Содержу любовниц и лошадей? Дудки, голубчик! Я служу здесь нашему Государю!
Все это время Лебедев сидел напротив, неторопливо курил трубку с костяным наборным мундштуком и то поигрывал желваками, то смеялся темной зеленью своих глаз.
– De quoi s'agit? Qu'est-cе que tu dis là?38 Какого черта смеешься надо мной? Я не слепой!
Аркадий, видя возбужденное замешательство друга, вновь улыбнулся, не удержался. Взгляды их столкнулись, и Григорьев, краснея хрящами ушей, поднял голос:
– Я прошу объяснений, ротмистр! Довольно здесь faire le pitre!39 – Изволь, давай обсудим, брат.
– Я не люблю дебатов.
– Тогда не начинай. – Аркадий хлопнул о каблук трубкой, выколачивая из чубука прогоревший пепел, и примиряюще сказал: – Брось ершиться, любезный. Тень на плетень наводить, то я тебе не друг?
– В том-то и дело! – не скрывая обиды, почти по-детски открылся Григорьев. – Брутальный тип ты, Лебедев. Гляди-ка, как забурел, в Польше ли своей, в Санкт-Петербурге… Совсем перестал смертоньки бояться, Аркаша… чужой и своей. Ты вот тут язык распустил, а того не знаешь: на Кавказе и стены уши имеют. У меня пронесет, а вот за порог выйдешь – смотри. Ссыльный край, та же каторга. – Виктор понизил голос, оглядчиво посмотрел на приоткрытое окно, за которым был слышен скрип бычачьих подвод. – Тут, в перезвоне шпор… тайных глаз, ушей и чернил будь здоров разлито. Поди разберись, кто из них военный пристав, кто скрытый филёр, кто agent secret. Услышат речи твои, ткнут перо в склянку с ядом… и поминай как звали. Для начала разжалуют, а там гляди… Уж сколько героев таких погорело.
– Н-да… – Хмурый ротмистр машинально жевал кусок кáды40, гоняя по-над скулами комки желваков, не ощущая сладости выпечки. – А я-то думал, на Кавказ ссылают…
– Ты «ду-мал»! – вновь набивая трубку, горячо перебил Виктор и, напряженно щуря из-под
В чем дело? Что с тобою? (фр.).
Разыгрывать шута (фр.).
Сладкий слоеный пирог.
