сирота. Шамиль ведет партизанскую войну. Уж сколько лет он избегает открытого боя, изматывает, стервец, наши войска, завлекая в горы и нарушая их сообщения. Моль обожает менять гардероб. Так и гололобые не стоят на месте. Что ни говори, а они хорошие тактики. Взять хоть того же Граббе. – Штаб-ротмистр с досады плюнул под ноги, помолчал, прислушиваясь к басовитому жужжанию мух, потом задвигал острыми скулами: – Жаль, что и пример несчастного движения графа Граббе в Ичкерию три года назад с непомерным отрядом остался напрасным… Вот и на Акушу двигали целый корпус, а толку? Скопища Шамиля разлетелись, как саранча, ищи ветра в поле. А наши с обозами, без дорог, по ущельям… Вот и вас пригнали уплотнить ряды… Куда?! Сменить бы солдат гарнизона, дать отдохнуть егерям-куринцам, то дело… Но ведь вас пригнали сюда на забой. Да, да, не поднимай бровей, Аркашенька, как пушечное мясо. Истинный Бог. Я же говорил тебе соображения графа Бенкендорфа… Его Величество, будучи в Царском Селе, решил проникнуть в Андию и одним железным ударом покончить с ненавистным имамом. Исполнение своей монаршей воли он возложил на своего любимого генерал-адъютанта князя Воронцова…
– Так значит, главнокомандующим будет…
– Да, mon cher, его сиятельство светлейший князь… вместо Александра Ивановича. Как Бог свят, дело генерала Нейгардта – табак. – Григорьев снова сплюнул, растер сапогом плевок, потом, прочищая трубку, глянул прямо и коротко в глаза собеседника: – Так вот что… такие новости, Аркадий Павлович. Дождались. Недолго Нейгардту осталось «панствовать» кавказской «линейкой». Увы, заслуги стареют быстрее, чем их герои. А новая метла, сам знаешь… Да тебе-то что за печаль?
Глава 3
«Да, нечего сказать, попал ты, брат, в переплет… – Аркадий устало провел рукой по лицу, похрустел пальцами, мысленно пробежал взглядом по светлой картине недавней пирушки, и она как будто потускнела. – Так что ж мне делать теперь с приказом командующего? Может, как по старинке: «Нет человека – нет проблемы»? Князь Воронцов в душу ко мне не заглянет. Кто я для него? Худородный, отнюдь не столбовой дворянин из мелкопоместной семьи? Один из многих тысяч, заброшенных в жернова Кавказа… Васелька сказал бы точнее: «Вашему тыну двоюродный плетень». Это в десятку, это в яблочко… и все же: доносить его сиятельству о конфиденциальном разговоре с Нейгардтом? Тяготит меня мысль быть филером, воротит с нутра. Подозревать благородных людей, украдкой шпионить, искать среди них мерзавца, а позже фискалить наверх… Черт, есть в этом занятии что-то порочное, срамное, гадливое. Впрочем, человечество и этому давно нашло индульгенцию. Подлецу все к лицу. Оправдаться человеку несложно, стоит просто сравнить себя с другими: я ограбил одного, а он – шестерых, значит, я лучше. Но это ли не падение в бездну? Зачем всяк испрашает у Бога: «Почему, Господи, мне так плохо?!» И ведь никто, решительно никто не спросит: «Почему мне, негодяю, столь хорошо?» Видно, недаром у старцев на это сложился ответ: «Не требуй у Бога скорого суда, ибо если бы Бог не был столь долготерпелив и многомилостив, Он давно бы тебя
