т, что на пламя никогда не надоедает смотреть. Ну да, полностью с этим согласен! И не поспоришь! Постоянная смена форм и оттенков не замыливает глаз и расслабляет уставший от ненормальной городской жизни мозг. Я вздохнул, отвёл глаза от костра и посмотрел на замершую под вечерней дымкой гладь озера. Вода казалась темной и совершенно неподвижной, как стекло. Даже рябь на поверхности от всплеснувших ненароком окуньков не разбегалась по её зеркалу, а быстро тонула, словно не хотела тревожить своим движением разлитую над лесом вязкую тишину.
Вот, кстати, и окуньки вспомнились! Встав со своего необычного кресла, я присел рядом с костром. Приподняв палочкой нагревшуюся душку котелка, стоящего сбоку от костра на угольках, и перехватив её верхонкой, чтобы не обжечься, отставил котелок подальше от костра. Всё, ушица настоялась! Извольте употребить. И я, пуская слюни от предвкушения, поставил перед креслом чурочку и водрузил на нее котелок. Тарелка мне была не нужна. Я здесь жил один и поэтому мог позволить себе такую роскошь, как хлебать прямо из котла! В одно, так сказать, рыло! Что я собственно и сделал, опять опустившись в необычное кресло перед чурочкой и вооружившись деревянной ложкой.
Я, обжигаясь, хлебал уху, состоящую только из картошки, лука, который я поместил в котелок в виде целой головки, и, собственно, нескольких окуньков. Хлебал и, как всегда, думал, откуда у нашей компании, облюбовавшей это место, пошла мода на деревянные ложки. Как всегда, не смог вспомнить и переключился на кресло, в котором сейчас сидел. Один из моих приятелей, приезжающих сюда отдыхать, дружит со своими руками и может смастерить что угодно. Вот он и сподобился пару лет назад и изготовил из большой чурки, которая после того как в виде дерева была спилена и упала, образовалась своеобразная спинка из-за не полностью перепиленного ствола. И теперь это кресло анатомической, можно сказать, формы с высокой и удобной спинкой радовало моё заднее место!
Уха закончилась, я побродился в пустом котелке ложкой, ничего в нём не обнаружил и, как всегда, поражаясь собственной прожорливости, довольный откинулся на спинку. Вот сейчас чаёк со смородиновым листом и мятой настоится, приму пару кружечек и потопаю спать!
Стемнело окончательно, лес почернел, увеличился и, подступив почти вплотную к костру, замер, присматриваясь к человеку. Ему было непонятно, что этот мелкий человечишка здесь делает в такое время! Почему он ещё не убежал назад, туда, откуда пришёл. Ему нужно жить там, среди ярких огней, убивающих своим неумолимым светом всё живое!
Наступило время тишины, даже лес, перестав обращать на меня внимание замер, не издавал ни звука. Но я знал, что немного позднее оживут те, кто создан для жизни в темноте, для кого она является другом и кормилицей, и послышатся их голоса. И лес очнётся и начнет шуршать и трещать ветками. А сейчас ушли те, кто жил при свете, но ещё не пришли те, кто живёт в темноте. Ну, что же, пора и мне прятаться. Я с удовольствием зевнул и потопал в домик спать!
Несмотря на то что спалось хорошо, проснулся я рано и повалялся немного в кровати. Но, поняв, что больше не усну, поднялся и, накинув на плечи куртку, вышел из домика. Постоял, просыпаясь окончательно, потом обошёл дом, проверил всё ли в порядке, а то ночное зверьё иногда, знаете ли, чудит. Потом, по устоявшейся привычке, прямо в трусах уселся на крыльцо, подложив под зад приготовленную специально для этого дощечку, и стал смотреть, как туман постепенно втягивается в лес, освобождая от своего присутствия озеро, которое при первом же соприкосновении с солнечными лучами, вспыхнуло по берегам яркими искрами отразившегося в капельках росы света.
Дом стоял на полянке недалеко от воды, и по утрам туман не только скрывал озеро, но и живыми белёсыми щупальцами подбирался вплотную к домику, нагоняя зябкую дрожь на тело. Я передёрнул плечами и тут же подпрыгнул от неожиданно хлестнувших по ушам выстрелов! Сначала два выстрела подряд, потом через некоторое время ещё три! Я стоял в одних трусах на крыльце и с тревогой вслушивался в лес! Но выстрелов больше не было… Тишина! Потом спохватился!
– «Вот же блин, а! Сейчас поздняя весна, а это значит, что стрелять в лесу можно только в том случае, если на тебя кто-то нападает!»
Я метнулся в дом, сцапал свою «Сайгу», опять вышел на крыльцо и, торопливо снаряжая пятизарядный магазин, стал опять вслушиваться в лес. Ничего! Тихо! Больше не стреляли, и я немного успокоился. А, успокоившись, представил себя со стороны и заржал. Стоит, значит, такой гвардеец на крыльце в одних семейных трусах по типу «советских», которые я, между прочим, специально в интернете выискивал! В глазах огонь и презрение к опасностям, в руках ружьё, а на заднице одни трусы! Вороги если не от страха, то от смеха точно загнутся, когда увидят! Но смех смехом, а идти смотреть надо, что там случилось, а то мало ли! Да и двадцатилетний опыт службы сначала в милиции, а затем и в непонятной полиции подсказывал, неспроста всё это!
Долго чаёвничать не стал. Выдул чашку кофе, стрескал пару бутеров с тушёнкой и направился в лес, предварительно снарядив два магазина картечью, опять же, чем чёрт не шутит! По мои прикидкам, выстрелы были не
