неожиданно свет в большой комнате включился. Молчание царило ровно минуту.
– Блять, опять ты с Молохом общаешься, – мрачно сообщил Венцеслав.
Сказать, что Люциан вздрогнул, – ничего не сказать.
– Господи, как ты меня напугал, – вскрикнул генерал. – Не пугай меня так!!!
– Хочу и пугаю!!! – повысил голос Венцеслав. – Хер ли ты, блять, с этим ублюдком общаешься?
– У него есть целый гарем, так что хватит ревновать меня к нему! – сердито заявил Люциан, но потом изменился в лице. – Вацек, ты ждал меня…
– Я тебе сейчас челюсть сломаю, куртизанка парижская, – рыкнул Раух, пытаясь вырваться из захвата возникшего из воздуха Вальхейма и как следует надавать Люциану по морде.
– Венц, я чист, – солгал Люциан. – Я к нему не приставал, честное слово! – это уже было правдой. – Пойми ты наконец, что я тебя люблю и не хочу больше ни с кем трахаться!!! Жизнью клянусь, я к нему не приставал!
– Смотри мне, – пригрозил Раух. – Если от тебя вонять будет, научишься летать с высоток.
– Но ты сучий потрох, – невольно восхитился Люциан таким уровнем ревности. – Если бы я не владел собой, то затащил бы тебя в кладовку и оставил бы на шее пару засосов, – любовно промурлыкал он.
– Я бы тебе пообещал пару выбитых зубов, – проворчал Раух.
Люциан резко подошёл к нему и молча закатал левый рукав рубашки. Поднёс предплечье к лицу Рауха.
– А теперь, внимание, вопрос: как я могу заглядываться на кого-то, если я вывел здесь твоё имя, м?! – Люциан пользовался молчанием мужчины. – Здесь больше ничьих нет. Только твоё.
Раух быстро нашёл оправдание этому поступку.
– Ты был пьян и в беспамятстве. И выводить себе на руке чьё-то имя – верх глупости. Это на всю жизнь. Любить всю жизнь кого-то – это большая редкость, – мужчина сложил руки на груди и нахмурился.
Вальхейм так вообще покрутил пальцем у виска.
Но Люциана было не остановить.
– Я был абсолютно трезвый, абсолютно адекватный. Я отдавал себе отчёт. Конечно, повергну тебя в шок, но я, такой наглец и мерзавец, собрался любить тебя всю жизнь. Ответно или безответно, не знаю. Но любить. Ты, конечно, тот ещё козёл, но – мой любимый козёл! – фыркнул Моргенштерн, расправляя рукав обратно и разминая шею. – Так что кончай ломать комедию.
– Ты точно придурок, – выдохнул Венцеслав.
– Что ж, раз все дримхантеры нелестного обо мне мнения, да и ты тоже вдруг убедился в моей тупости, я это вытерплю. Потому что за недостатки тоже любят, – Люциан оскалился, посмотрев на Вальхейма.
Вальхейм оскалился ответно, и тот факт, что его глаза слепы, только добавлял ужаса к оскалившемуся лицу.
– Татуировка – явно глупость, – вывел Раух.
– Моё тело, – заупрямился Люциан. – Что хочу, то и ворочу. Вот ты уйдёшь, но часть тебя будет всегда рядом. И выёбывайся, сколько тебе будет угодно.
