на встречной полосе, хотя, пожалуй, будет к ней вплотную. Три или четыре легковушки впереди КамАЗа поехали быстрее. Арефьев тоже слегка надавил на педаль газа и в тот же момент обратил внимание на чудовищный рев, перекрывший все прочие шумы. Навстречу шаланде двигалась черная морда КРАЗа, тащившего за собой длинную цистерну, к которой была прицеплена бочка вдвое меньшего размера, вилявшая, как ослиный хвост. Арефьев увидел совсем близко от себя лицо водителя в кепке с папиросой в зубах. Они разъехались, хоть и впритирку, но вполне благополучно. Арефьев мысленно похвалил свой глазомер: он, как нитка в игольное ушко, проходил между КРАЗом и «Запорожцем», до которого оставалось не больше пятнадцати метров. Ровно через секунду после того, как кепка и папироса пронеслись мимо Арефьева, в левом его ухе грохнуло так, как будто по нему в упор пальнули из пушки, стекла шрапнелью брызнули в лицо, а его самого выбросило из водительского кресла и садануло головой в потолок кабины. Арефьев отключился на какое-то время, а когда включился снова, увидел прямо перед собой ствол березы, уходящий в небо под тупым углом…
Баба Зина в первый раз поднялась с постели после долгой болезни. Угораздило же, мать честная, простудиться, да как еще, в самое лето! Баба Зина была очень слаба. Утром ее ноги, распухшие от водянки, дрожали, но она заставила себя встать, умыться, одеться и даже попить чаю с кусочком хлеба. Это молодые могут валяться сколько влезет, а в ее возрасте залеживаться нельзя – можно не встать совсем… Невестка, понятно, ругала ее за то, что, мол, не дает ни себе, ни людям покоя. Ну и что из этого! Разве Зина не в своем доме, не на своих ногах, не в своей одежде? А что касается еды, так она почти ничего не ест, ей хватает пенсии в тридцать рублей, она даже откладывает на похороны по пять рублей каждый месяц. Невестка от этого просто сатанеет и в один голос со своим мужем, сыном бабы Зины, вразумляет ее, кричит, что ведь поверх земли-то ее всяко не оставят, так что, получается, она совсем выжила из ума. Ладно. Их дело. Баба Зина взобралась на ящик, угрожающе заскрипевший под ней, дотянулась до нижних веток яблони и наполнила яблоками старое цинковое ведерко. Слезая с ящика, она чудом удержать на ногах, но дыхание сбилось, а в глазах потемнело. Отдышавшись, баба Зина обогнула дом, дошла по тропинке до мосточка о трех досках, переброшенного через придорожную канаву, прошептала: «Царица небесная» и ступила на доски. Бог и на этот раз остался с ней, не выдал на осмеяние невестке с мужем, перевел через канаву, как почти что Моисея через Красное море… Оказавшись на обочине шоссе, баба Зина поставила ведерко чуть впереди себя, чтобы всем было видно, опустила руки и стала ждать. Машины неслись мимо нее как угорелые. Еще лет десять назад, вскоре после выхода на пенсию, баба Зина ворчала бы про себя, сопровождая каждый выхлоп вопросом: «Куда тебя черти несут, окаянный? Куда ты, леший, прешь, что даже витамин по сходной цене у себя под носом не видишь?» Теперь баба Зина привыкла и не задавала вопросов. Просто стояла,
