элементы, скомпоновать из них нечто, по видимости примиряющее противоречия, и затем с фанатическим упорством добиваться признания своей правоты – в этом ему нет равных. Вот приедет, переругается со всеми, и смотришь, что-то из этого образуется, слепится какая-то линия. Ленинская линия! И все мы примем её и пойдём за ним. И вы, и я, многие. Многие! А почему?
Раскольников не мог понять, говорил Каменев серьёзно или ёрничал, и чувствовал себя неловко, но слушал с жадным вниманием, удивляясь, что так говорил об Ильиче один из ближайших его соратников.
– Потому, – продолжал Каменев, – что мы в критические минуты больше доверяем другим, чем себе, тем, кто больше нашего уверен в себе, не знает сомнений. Сомневающийся вождь – нонсенс. А Ильич – вождь. И об этом я ему сегодня же скажу. Скажу, что в его лице в Россию возвращается вождь партии, с которым мы, может быть, и дойдём до социализма, – неожиданно закончил свою странную филиппику Каменев, с довольной и вместе лукавой улыбкой посмотрев на Раскольникова, на жену, снова на Раскольникова…
Они уже подъезжали к вокзалу.
Площадь перед вокзалом по обыкновению была многолюдна, тем не менее, сразу бросились в глаза кучки людей с кумачовыми флагами и транспарантами, явно подошедшие для встречи эмигрантов представители заводов и воинских частей. Было ещё рано, и флаги и транспаранты не были развёрнуты.
…В Белоостров, пограничный пункт между Россией и Финляндией, прибыли уже в сумерках. На перроне – толпа рабочих с красными флагами и транспарантом: «Наш рабочий привет Ленину!»
Когда поезд с эмигрантами подошёл к перрону, эти рабочие обступили вагон, в котором ехал Ленин, не дали ему сойти на землю, подхватили его и на руках пронесли в зал вокзала.
В зале было тесно, шумно, не протолкаться. Окружённый рабочими, Ленин что-то говорил им. Раскольников и Каменев, протиснувшиеся в зал, слышали отдельные слова, обрывки фраз. Но смысл речи нетрудно было уловить: пора кончать империалистическую бойню, Временному правительству – никакой поддержки, с войной удастся покончить, когда рабочие возьмут власть в свои руки, нужно продолжать революцию, – да здравствует всемирная социалистическая революция!
Раскольников и Каменев переглянулись.
– Вот и ленинская линия, – произнёс Каменев с поднятой бровью. – Ну что ж…
Ленин и другие приехавшие – Крупская, Зиновьев-Радо-мысльский с женой, Инесса Арманд, Сокольников-Бриллиант – прошли в комнату, где проверялись паспорта. Толпа в зале стала редеть. Члены питерской делегации продвинулись к двери, за которой скрылись приехавшие.
Вскоре Ленин вышел оттуда, с паспортом в одной руке, с шапкой в другой. Он был в расстёгнутом демисезонном пальто, сером костюме. Небольшого роста, плотный, с лысиной через всю голову, с реденькой татарской бородкой, улыбался растерянно, а глаза-щелки тревожно и цепко озирали зал, обступивших его людей. Увидев Марию Ильиничну, порывисто шагнул к ней, обнял…
Обнял,
