в нашей жизни появился мужчина. Дом на Черепаховой горе подарил нам возможность почувствовать себя полноценной семьёй. Мужчина, которого привела мама, частично починил водопровод и дверь в сарае. Он научил меня кататься на скейтборде. Сначала он появлялся, когда мы с Алисой были в школе. Мы быстро заметили присутствие чужого человека в нашем холодном замке. Дом подсказывал нам о вторжениях чужака. Его появления выражались в кружке с ещё не остывшим кофе, покрывшимся плёнкой, в капельках воды на керамике ванны и в тяжёлом запахе мужского одеколона. Много раз я задумывался: чем пах мой настоящий отец? Узнал бы я его, если бы увидел в толпе, или нет? Хотел бы он знать меня, своего сына, или ему было плевать? Может быть, он уже давно умер. Каждый вопрос оставлял в моей душе червоточину. Порой я мучил себя вопросами, на которых не существовало ответа, и моя душа превращалась в решето.
Осенью мама решилась познакомить нас с чужаком. «Надеюсь, – сказала она, хмуря брови. – Он когда-нибудь сможет стать вам папой». У нас уже был отец. Мы не знали его, никогда не видели, но в наших детских головах давно сложился образ, который мы не хотели отпускать так просто. Алиса представляла его космонавтом, погибшим на важном задании, я видел его храбрым полицейским. У него обязательно были тёмные вьющиеся волосы, как у меня, и голубые глаза, как у Алисы. Как-то я бежал по подъездной лестнице и не заметил соседку. Я задел её, и круглые яблоки, выпавшие из пакета, покатились по заплёванным бетонным ступенькам. Как только я согнулся, чтобы собрать их, она закричала:
– Маленький болван! Весь в свою непутёвую мамашу! – голос эхом разносился по лестничной клетке и хлестал меня по щекам. Я крепко сжимал яблоко, впиваясь короткими ногтями в подгнившую кожуру. – Сначала понарожают от разных мужиков, а нам, соседям, мучайся!
Яблоко выпало из рук. Я вскочил и побежал, не оборачиваясь, а соседка с третьего этажа всё кричала и кричала, а я бежал, зная, что от правды мне не убежать.
До того вечера меня не беспокоило, что мы с Алисой совсем не были похожи друг на друга. Я услышал шкворчание масла на сковородке и обнаружил маму на кухне. Она стояла в старом халате, с заколотыми волосами, и что-то тихонько напевала под бульканье масла.
– Ты понарожала нас от разных мужиков, да? – спросил я у худой спины, приваливаясь к дверному косяку. Лёгкие горели от бега, в горле пересохло, но я стоял и гипнотизировал мамину спину.
– Что? – мама обернулась с деревянной лопаткой в руке. – Что ты сказал?
Голубые глаза сверкнули гневом. Я съёжился, чувствуя себя источником её злости. Нашарив рукой железную заклёпку на куртке, я стал теребить её и медленно отступать в тень коридора. Мама часто повторяла: «если бы не вы, всё в моей жизни сложилось по-другому». Как выглядело «по-другому» она не рассказывала, но я ощущал вину за своё появление на свет.
«Прости, ма, – хотелось сказать мне. – Если бы я только мог исчезнуть, я бы это сделал, прости, только не злись».
– Ты понарожала нас от разных мужиков. А соседи теперь мучаются, – терпеливо
