этот совет для тундры, когда ты идёшь один и нужно не подпускать страх. В обычной жизни я предпочту убедиться в безопасности.
Еще он рассказывал про северное сияние. Нас выросших в Заполярье, на Крайнем севере северным сиянием не удивишь. Но папа сказал, что настоящее оно в тундре. Что свет городских огней не позволяет увидеть всю его красоту. В тундре оно низко-низко, что кажется, что оно тебя сейчас накроет и придавит. Ещё оно многократно ярче и всполохи так и бегают. И нельзя свистеть когда северное сияние. Если ты будешь свистеть оно тебя высосет. Один мужчина ехал на керёже на оленях, свистел и до дома доехала одна одежда. Хотя мы были одни в тундре, я не помню чтоб я боялась, ведь рядом был папа! Я слушала его с огромным интересом. Он умел рассказывать! Все истории были важны в моей жизни.
Плохо помню дорогу. Только тундру, холмы. Грибов ещё не было, но он сказал, что их здесь множество. В прямом смысле на каждом шагу. И грибы большущие. Шляпки по 20 см в диаметре. Я удивилась, но потом и другие рассказывали, что грибы в тундре огромные и их много. Их никто не собирает. Некому.
«А раньше? Ели грибы»?
«Не помню, чтоб ели. Никто не собирал».
Потом значительно позже мне кто-то из саамов сказал про грибы пренебрежительно: «Ааа, пустая, оленья еда». И как-то читая о составе грибов, о том, что они не усваиваются и практически бесполезны для человеческого организма, я подумала, может, раньше понимали это и поэтому не ели. Конечно, сейчас все саамы любят и радуются жареной картошечке с грибами. И маринованным и супчику с грибами. Но тогда и хранить негде было. Даже если сушить, то, думаю, всё бы сгнило долгой зимой.
Еще он рассказывал, что каждому при рождении поют его собственную песню. Он мне напевал свою. Совсем маленький кусочек помню. А еще дарят оленя.
«А где твой олень», – спросила я.
«Не знаю. Был в стаде. Потом куда-то делся».
А детям в китке (люльке) давали в руки нож. Поиграться.
«Папа! Ведь ребёнок может порезаться»!
«Может. И будет знать, что нож это опасно».
Это потом повлияло на моё отношение с детьми. Не обязательно со своими. Если какой-то малыш резался, обжигался, я говорила: «Ай, горячо! Или опасно (айяйка, боболька)»! Это не значит, что не жаль ребёнка. Это защита его на будущие похожие ситуации, быстрому предупреждению.
Потом мы дошли до Варзино.
Варзино! Сколько потом в жизни я слышала это название, произносимое с любовь и болью! Мы прошли мимо кладбища. Узнать его было сложно. Папа сказал, что его перерывали археологи и что никто особо не задумывался куда и в какую могилу потом складывать кости и чьи они. Я спросила:
«Как это!? Почему так»?
Но он сказал:
«А кому жаловаться будешь»?
Памятный знак, загадочно погибшей в 1554 году в Варзинском заливе экспедиции.
Похожая ситуация была и у экостровских
