показать, что в российских университетах сосуществовали два идеологических течения – капиталистическое и социалистическое. Те студенты, которые заражались капиталистическими идеями, затем пополняли ряды столичной бюрократии и российского предпринимательства. А те, кто заражались социалистическими идеями, становились со временем революционерами или сочувствующими им[53]. Впрочем, было немало таких молодых людей, в сознании которых капиталистические и социалистические идеи причудливым образом сочетались. В любом случае, народ России стал рыдать отрешений и действий вчерашних студентов, вдохновившихся идеями Адама Смита и Мишеля Шевалье.
Справедливости ради следует признать, что в умственном развращении молодой элиты России участвовали не только отечественные университеты. В самом начале XIX века кафедр политической экономии было в России еще мало (Петербургский университет, Московский университет, Петербургский педагогический институт)[54]. Молодежь из аристократических кругов предпочитала ездить «просвещаться» в Европу. Вспомним роман Пушкина «Евгений Онегин». Его герой – Владимир Ленский – получил образование в Германии, откуда привез «учености плоды»:
Он из Германии туманной
Привез учености плоды:
Вольнолюбивые мечты,
Дух пылкий и довольно странный,
Всегда восторженную речь
И кудри черные до плеч.
Ленский учился в Геттингенском университете – одном из самых либеральных в Европе – и поклонялся Канту, чья философия в официальных кругах России считалась опасной и вредной, враждебной христианству. Ленский многозначительно охарактеризован как «поклонник славы и свободы», его отличает благородное «волненье бурных дум», ему свойственно «негодованье, сожаленье, ко благу пылкая любовь». Все это иносказательное обозначение гражданских настроений, о которых в черновой редакции романа говорилось более откровенно: «Крикун, мятежник и поэт».
О вредном влиянии кафедр политической экономии власти России впервые задумались в ходе допросов декабристов. Царь Николай I с удивлением узнал, что, оказывается, мятежники находились под сильным влиянием идей английской политэкономии. Были попытки закрыть кафедры политической экономии, однако они не удались. Кафедры перешли в «спящий режим», а «проснулись» и резко активизировались лишь через три десятка лет, когда начались реформы Александра II.
Кокорев пишет о вредном влиянии кафедр политической экономии на хозяйственную жизнь уже в период реформ. Так, в заключительной части «Экономических провалов» он пишет:
«Мы видели, как чествовали в Москве, сердце России, поставщика хлопка в сырце и устроителя бумагопрядильных фабрик. Это чествование было бы понятно в Лодзи или Дерпте, но и там на это не решились, а в Белокаменной, возле стен старейшего университета, вредоносную деятельность торговца хлопком возводили в заслугу
Во времена Кокорева марксизм как идейное и политическое движение еще только зарождался в России. Позднее (после смерти Василия Александровича) он вытеснил в России идеи утопического социализма.
В Московском университете, например, кафедра была создана в 1804 году и первоначально называлась кафедрой дипломатии и политэкономии.
