style="font-size:15px;"> – Входи, – Марат пропустил меня вперёд.
Убеждая себя, что я взрослый, и тьма лишь отсутствие света, я сделал шаг вперёд, чтобы позади лязгнула решетка и я остался один на один с тьмой.
Свет не проникал сюда извне. Он угадывался, ощущался, но не преодолевал невесомого барьера. Увидеть оставшийся позади коридор можно было лишь прижавшись лицом к прутьям.
Хриплый рык позади заставил содрогнуться, и сквозь тонны тьмы на меня посмотрели зелёные с искорками звёзд по краю зрачков глазищи.
– Под холмами темно-о, – бас звучал вкрадчиво, обволакивая, как вареньевый сироп. – Долго-долго предстоит брести во тьме, минуя ловушки, обманки, лабиринты, пока не доберёшься до Нави.
Я вслушивался в голос и не рассчитал момент, когда Марат прыгнул на меня, сшиб, повалил на каменный пол и принялся душить. Шапка слетела с моей головы, затылок вжался в неровный сырой камень. Лапы драли одежду, когти сдирали кожу.
– А-а-а!
Под ключицей всё загорелось, наверно, пошла кровь. Горло засвербело от вони сырой шерсти, тяжелого смрадного дыхания. Я всё никак не мог спихнуть с себя нестерпимо тяжелую громаду. Проще сдёрнуть с места товарняк, чем спастись.
Я престал барахтаться, вытянул вперёд исцарапанные руки и попытался добраться до желтых глаз, но те прожекторами горели где-то недостижимо далеко за частоколом зубов и когтей.
Я зарычал, в последней попытке высвободиться что есть сил замолотил руками по страшной морде… и подо мной раскрылся глубокий колодец.
Я падал, падал, пока не шлёпнулся в тёмную тухлую жижу. Жирные брызги усыпали лицо. Расцарапанная кожа ныла и щипала, кровь из разорванного плеча щедро смешивалась с грязью. Намокшая одежда уже тянула меня на глубину, не позволяла дотянуться до погруженных в лёгкий вечерний туман колючих кустов чуть поодаль.
Я бултыхался, глотал тину и затхлую воду, но стоило мне ухватиться за чахлую кочку, как корни деревьев и трав оплели мои ноги и руки кандалами, спеленали, точно младенца.
Сколько я лежал так, слабо пытаясь бороться, не ведаю. Только в какой-то миг надо мной захлопали крылья, и из сгущающегося сырого тумана на грудь шлёпнулся птеродактиль, щёлкнул серым клювом, выхватил из жижи, чтобы через миг уронить на муравейник.
Эфемерно-хрупкая конструкция смялась подо мной, и через секунду я орал от невыносимых укусов, бился в агонии, сгорал от боли. Эти мерзкие ползучие твари набились в многослойную, чудом высохшую одежду, кишели в волосах, норовили забраться в уши, в рот.
– Тьфу! Фу! Спаси-и-ите-е-е!
Я заорал и задохнулся, и…
И очутился на табурете в маленькой комнатке, точнее, в каземате. Вход закрывала ржавая металлическая решетка.
На каждой стене сидело по фосфоресцирующему жуку, а с потолка в лужу в углу мерно капала вода. Напротив меня бурой горой высился Марат – тёмный медведь из густых
