все забудем. Как ее имя?
– Ее зовут Ольга Сакович. Она живет в отцовском имении где-то за Минском…
Вернувшись в Вильно, Тарлецкий осторожно навел справки. Таковая особа действительно существовала и была отнюдь не бедна даже без генеральского завещания. Ну а в дальнейшем, как читателю уже известно, обстоятельства будто нарочно стали складываться так, чтобы пан Константин Сакович просто захотел выдать свою дочь за Тарлецкого, великодушно не упрятавшего его в Сибирь.
Оставалось выяснить последнее из того, что могло помешать осуществиться этому действительно блестящему плану: не было ли в девице какого-нибудь внешнего изъяна, из-за которого его сватовство могло бы показаться подозрительным. Но какие изъяны? То, что он увидел, превзошло любые ожидания. Тарлецкий вдруг ощутил, что хочет жениться, даже если бы не было никакого генеральского наследства.
Девушка что-то говорила. Тарлецкий подвинулся к портьере, шире приоткрыл окно и отчетливо услышал ее мелодичный голос. Слова произносились на языке здешнего края, который в Варшаве называли «крэсавым польским». Молодые люди и одеты были очень просто – она в синем сарафане с накинутым на плечи платком, он в тонкой белой рубашке и штанах, заправленных в мягкие сапоги, у которых вывернутые наружу верхние части голенищ, называемые в здешних краях «халявами», были нарезаны бахромой. По таким деталям, как эта, или серебряным пуговкам на сарафане девушки, золотой нитке в ее платке, можно было заключить, что это все же далеко не простолюдины. Ну и, конечно, по их разговору.
– Говорю тебе, Алеська, Люцинка уже два раза его видела! – говорила девушка, широко раскрыв глаза, и ее испуг выглядел просто очаровательным.
– И он сам ей сказал, что он призрак?
– А кто же? Весь черный, в рясе – монах утопленник с нашего болота. Страх!
Юноша страхов сестры явно не разделял, отвечал ей с доброй улыбкой – наверное, другой реакции неподдельные чувства девушки вызвать не могли:
– Не слушай ты эту Люцинку! У нее в голове одни дремучие забобоны, в каждом кусте призрак мерещится!
– А кого же мне слушать, Алеська? Тебе хорошо, ты учишься в Вильно, у тебя там пропасть друзей! А я? За всю жизнь нигде не побывать дальше Могилева, не видеть никого, кроме соседа арендатора да Богуша с Рекишем, шляхтичей, от которых нужно вилки прятать, когда они в гости приходят, – со скуки можно умереть! Ведь сколько раз нас приглашали, а мы? А когда ты не в Вильно, тебе и здесь хорошо – у тебя здесь и охота, и твой француз, с которым ты можешь часами говорить всякой всячине или драться на шпагах, да ты можешь с любым мужиком поболтать в свое удовольствие, они тебя понимают, а что прикажешь делать мне?
– Ну, ну, Оленька, сейчас заплачешь! Ну давай, я спрошу разрешения у отца отпустить нас попутешествовать хотя бы на месяц. Вижу, тебе и вправду не помешает разнообразить общество.
