это последнее, чего я желала. Мне было ужасно стыдно, и я была крайне смущена. Я не хотела, чтобы меня воспринимали как человека, чья семья подвергалась нападкам со стороны защитников прав животных. Я стремилась скрыть это по многим причинам, например из нежелания выделяться. А что если кто-то из моих университетских друзей настроен против медицинских исследований на животных? А что если они каким-то образом станут использовать это против меня? Статья сделала ситуацию, наличие которой я отрицала, пытаясь приуменьшить ее угрозу, слишком реальной.
Постепенно все пошло на лад – частично благодаря тому, что другие ученые выступили в поддержку экспериментов над животными, частично потому, что средства массовой информации обратились против шокирующих приемов экстремистов, но в основном благодаря новому антитеррористическому законодательству. Когда я вспоминаю об этом, я не могу отделаться от мысли, что, хотя наши родители и делали все возможное, чтобы оградить нас с сестрами от всего ужаса происходящего, это наложило значительный отпечаток на личность каждой из нас – ведь мы знаем, что среда накладывает отпечаток на развитие мозга в течение детства и подросткового периода. Конечно, я не представляю, как именно повлиял на меня и моих сестер этот опыт, потому что не было никакого контрольного эксперимента, в котором мы не находились бы под влиянием нападок со стороны экстремистов по защите прав животных.
Мне интересно, как эта ситуация повлияла на мое самосознание. Стала бы я другим человеком, если бы наша семья не перенесла несколько лет жизни под угрозой? Как этот опыт наложился на другие, более типичные для подростка переживания, а также как моя наследственность повлияла на восприятие данного опыта? Протекало бы мое развитие по-другому в современном мире, где я могла бы выкладывать свои переживания и мысли в социальные сети? Конечно, невозможно ответить на эти вопросы. Однако скорее всего жизнь под прицелом на протяжении нескольких лет повлияла на развитие участков мозга, отвечающих за восприятие угрозы и анализ чувства страха. Возможно, что в результате я стала меньше (а может, и больше) бояться опасности, чем это было бы в ином случае. Конечно же, любое предполагаемое воздействие на мой мозг было незначительным, потому что мой опыт жизни под угрозой был относительно мягким. Жизнь в условиях постоянной серьезной опасности повлияла бы на развитие мозга гораздо более существенно, как это происходит, когда дети растут в зонах военных действий или в семьях, где царит хаос и применяется физическое насилие.
Одним из способов изучения разного рода подобных воздействий является сравнительный анализ развития мозга и поведения в различных условиях, например в разных культурах. Большая часть того, что мы знаем о мозге подростков и их поведении получено на материале исследований, проведенных в США и Европе. Таким образом, хотя мы начинаем узнавать многое о том, как развивается мозг подростков на Западе, мы все еще очень мало знаем о том, как это
