сидит так близко к краю. Слишком близко. Когда поток воздуха ударяет по нам, я вскидываю руку. Хватаюсь за край его толстовки. Движение, целиком состоящее из скорости и инстинктов. Так же неосознанно я всегда хватаюсь за нож.
Самолёт исчезает, а пальцы мои по-прежнему впиваются в мягкую ткань толстовки Дэя. Он всё так же сидит на краю, прочно и спокойно. Опускает взгляд на мою руку. Лицо теряет краски, становясь всё бледнее, бледнее, бледнее.
– Прости. – Я разжимаю пальцы. Привычно скрещиваю руки на груди. – Мне… мне показалось, что ты сейчас упадёшь. Просто пытался тебя удержать.
Дэй не отводит от меня взгляда. Так же, как в тот день, когда мы встретились у борделя Лонгвея. Он словно смотрит на меня, а видит что-то – кого-то – другого.
А потом моргает. И наваждение рассеивается.
– Обычному самолёту не скинуть меня с крыши, – уверяет парень. – Ты всегда такой заботливый?
Опускаю взгляд на свои обнажённые руки – слишком белые после двух лет без солнца. Кожу покрывают шрамы. Блестящие линии и круги. Истории, которые кулаки отца оставили по всему моему телу. Истории, которые он собирался рассказать и Мэй Йи. И маме. Я никогда этого не позволяла.
Я вспоминаю тот день, когда нашла Чма – маленького дрожащего котёнка, которого шайка беспризорников пинала, как футбольный мяч. Их было больше меня. Четверо на одну. Но мне было плевать.
Я никогда не могла сидеть, сложа руки, и просто смотреть. Не сдавалась без боя.
– Хорошее качество. – Дэю не нужен ответ. Руки его сейчас не в карманах, а крепко сжимают край крыши. Фаланги так напряжены, словно вот-вот сломаются. – Мой брат был таким.
– У тебя есть брат?
Он снова часто моргает. Словно только сейчас понял, что сказал мне. Случайно выдал секрет.
– Он… его больше нет.
Больше нет. Как и Мэй Йи.
Возможно, у нас с Дэем куда больше общего, чем я думала.
Солнце восходит быстро. Напоминает мне, что мир состоит не только из серого потрескавшегося бетона. Его оранжевое пламя облизывает здания. Охватывает мир огнём. Всё вокруг меня, всё, чего касаются солнечные лучи, прекрасно.
– Я всегда хотел брата. – Не знаю, почему вдруг говорю это. Может, виной всему булочки в животе? Или тепло солнца на коже? А возможно, я просто чувствую, что задолжала Дэю ответный секрет.
– Почему? – спрашивает он.
– Потому что тогда жизнь была бы совсем другой.
Мой нос не был бы смещён, сломан. Мама бы улыбалась, а поля процветали. Отец не продал бы Мэй Йи ради денег на выпивку. И у меня бы всё ещё была семья.
– Забавно, – говорит Дэй. – Иногда я желаю того же. Только наоборот.
Я не понимаю, что парень имеет в виду, пока он не продолжает:
– Порой… порой мне хочется, чтобы брата никогда не существовало. Потому что тогда жизнь была бы совсем другой.
Минуты мы оба
