бы нету». Дальше к нему добавился дополнительный тон. Скажем – белый. Белый как основной означает безопасность. Присоединение к жёлтому даёт комплекс понятий означающих превосходство. Но это жёлтый-белый. А вот белый-жёлтый, означает комплекс понятий «скрытое, непроявленное, подозрительное». Затем двойное сочетание уточняется детерминативом. Так белый-желтый-красный означает «ловушка» или «ус кашеглота». Если понятие сложное куруляне добавляет частотную модуляцию. Быстрый жёлтый переводится как «бежать», медленный «решать проблему». И это вам повезло, что у вас с курулянами совпадает частотный диапазон. Иначе половину цветов бы не увидели, я бы вам тут напереводила.
Мейо скучал. Если бы ему сказали, что он дойдёт да такого, что начнёт изучать цветовой язык разумных кальмаров, он бы рассмеялся шутнику в лицо. А теперь – вот сидит и изучает, так заела его тоска.
Всё равно в перспективе ближайших двадцати лет каких-либо событий не намечалось. Так объяснил ему инок Вурда, чиновник института социально-экономных разоблачений.
Вурда, как договорились, перебросил космотраппера на планету резерва. На ней уже прогнали три сотни моделей, после чего законсервировали. То ли гравитация там шалила, то ли поля магнитные зачахли, Мейо не разобрал, но на ближайшие двадцать периодов планету оставили на сохранение. После её планировали отдать физикусам, чтобы те сворачивали там пространство.
Мейо поначалу роптал, а потом прикинул, что если за двадцать периодов ничего не произойдёт и он доживёт до прибытия группы сворачивателей, ему уже будет всё равно, пусть что хотят, то и делают. На что он надеялся, он сам не знал. Что его найдёт другой гипер-рейд? Или что к нему явится Кощей Шрёдингера и на сверхсвете отвезёт домой, прямо на Паркштрассе тринадцать? Это вопрос он задавал себе первые три декады жизни на планете, а потом перестал себя мучить и начал изучать галакто.
Галакто язык простой, объясняла Циклопедия. Это даже не язык, это набор универсальных контактемм, покрывающих девяносто семь процентов ситуаций общения галаграждан. Сложность была в несходимости коммуникационных каналов. Куприлоняне говорили на инфразвуке, пурмидоняне коммуницировали запахом, квиндоподы – через прикосновение трех щупалец к речевой мозоли собеседников. И так далее. Потому набор фраз галакто дублируется в сорока семи вариантах для разных систем общения.
От контактемм звукового канала у Мейо сводило горло и начинался кашель, но десяток самых необходимых он заучил. Кто бы мог подумать, на Земле даже ингло-кантонского не одолел…
Дальше Циклопедия предложила электрозоидный, но Мейо чуть не сгорел на фразе «Как дела?». Перебирая другие варианты, обнаружили что цветовой спиральный язык с системой цвето-частотных детерминативов и метафорической системой изъяснения, который придумали разумные кальмары где-то на дне Великого океана, оказался для Мейо самым доступным. Так он и коротал дни, разучивая цветовую азбуку, чтобы не сойти с ума. Пожалуй, ему ещё повезло, ему всегда было к кем поговорить. Циклопедия, она, конечно, не брат-пилот и не наводчица Амазия, и даже не капрал Зомпи, но как-никак – общение. С разумным, пусть и бестелесным существом. Думая, об этом, Мейо вспоминал бары на Фобосе и пляжи Антактиды, горько вздыхал и брался за очередную контактемму.
Планета, что подогнал Вурда качеством была, конечно, получше. Мейо выпросил у него чтобы с нормальной атмосферой и вода чтобы присутствовала. Тот артачился, но всё же нашёл. Даже сила тяжести почти совпадала. Но здесь преобладал такой же унылый песчано-каменистый пейзаж. Разве что торчала кое-где чахлая красная растительность, да пробегали там и тут тонкие ручейки.
Спал Мейо мало, есть-пить не хотелось, форматизатор, ссуженный страховщиками, пока работал. Но в бесконечные инические аккумуляторы Мейо не верил. Потому по прибытию на новое место отдал горстку ценной пыли древних и выписал вещественный синтезатор. Активировал чип памяти, нашел пару формул – белки, там, углеводы – три дня загонял их в прибор. Ещё три дня тот честно всё это синтезировал, но оказалось, что есть полученное невозможно. Хорошо у Мейо осталась пара таблеток с черепахо-ананасовым вкусом, положил как образец, синтезатор сутки кряхтел и выдал годовой запас. Теперь раз в полдекады Мейо разводил таблетки кипятком и устраивал себе праздник, исключительно для разнообразия.
Выписал еще всякого по мелочам. Жилой купол, вибролопату, мультимолот, бритву, зеркало. Мыло получилось синтезировать. Вспоминая Вурду Зомпи, в три подхода сбрил бороду – капрал вбил эту привычку намертво.
А тоска продолжала заедать. Языки, это дело, конечно, правильное, Мейо всегда так считал, хотя сам ни одного не знал, владел кое-как кибер-наречием чапакских роботов, да и только. Но к другим гражданам, которые говорили на тау-китянском, марси или ещё каком тьму-таитянском, Мейо относился с большим уважением. Но это было не его, ему бы считать курсы, бороздить просторы, починять роботов, а после крутить с наводчицами и ходить в увольнительные на Парадум. Это его трасса, он всегда так считал. А тут – голая планета, песок да камни, одно сплошное депрессивное
