все свои физиологические надобности. Я поворочал во рту языком. Зубы явно давно не чищены. Это сколько же я в отключке провалялся?
Помню – пили. Обмывали почти всей группой окончание семестра. Потом – пели в караоке-клубе. К нашей дружной мужской компании присоединились какие-то левые девчонки, тоже не сильно трезвые. Может, потом какая-то из них меня подзасняла. Или я – её. Но этот запах! Вроде бы, бомжих среди них тогда не наблюдалось, хотя бомжихи наверняка пахнут ещё колоритнее.
О! Следующее воспоминание соизволило всплыть в памяти: мы стояли на остановке и горланили песни, пугая прохожих и пытаясь тормознуть хоть какую-нибудь машину. Такси проезжали мимо, не рискуя останавливаться и связываться с неадекватными молодыми людьми. Себе дороже. Либо в табло настучат, либо денег с них не дождёшься. С нас, то есть… Нуууу… не дождёшься… И что? Мы – бедные студенты… Да, о чём это я? О таксистах. Правильно. Козлы они все. За бесплатно никто работать не соглашался. И зря. Люди должны помогать друг другу в тяжёлых жизненных ситуациях.
Ещё картинка: бредущий я по практически пустынной улице. Ага, решил идти домой пешком. Прогуляться немного, проветриться, а то «стёкл, как трезвышко». Встречные прохожие от меня, такого красивого, шарахались. Мама огорчится. Мама… Точно. Вытащил мобильник и посмотрел, пытаясь сфокусироваться. Двенадцать пропущенных!
– Жив, здоров, иду домой, – только и смог произнести заплетающимся языком, набрав мамин номер, и отключился.
В смысле – телефон, а не сам. Отключился, чтобы не услышать от неё в ответ поток упрёков. Вот доберусь домой, тогда хоть сковородкой в лоб. Заслужил.
Навстречу мне шла женщина с мраморным догом на поводке. Пёс, проходя мимо, злобно зарычал и дёрнулся в мою сторону. Он был в наморднике, но я инстинктивно отпрянул и прижался поближе к стене дома. Собака Баскервилей хренова!
– Зальют глаза и шляются, животных нервируют, – заворчала тётка, оттаскивая псину от меня. – Фу, Милорд. Не нюхай его. Пошли.
Милорд. Бррр… Не люблю собак. В детстве ещё как-то испугался и теперь каждый раз вздрагиваю, когда мимо пробегает даже безобидная, маленькая шавка. А они, собаки такие, ведь чуют, когда их боятся. Вот и сейчас я стоял, ни жив ни мёртв, аккурат под огромным ледяным наростом. Нагрянувшая оттепель в снежном январе украсила все крыши сосульками, а городские службы, видимо, ещё не успели сбить опасные ледышки. Заметил я это слишком поздно…
И вот я тут. А где это «тут» – понять сложно. Для этого надо открыть глаза, а мне банально страшно. Но я же мужик. Русский. А русский всегда надеется на «авось». Вот и я понадеялся. Открыл глаза. Розовое! Всё вокруг розовое!
Вскочил. Попытался, во всяком случае… Тело слушалось плохо, вставалось тяжело. Да ещё что-то торчало из-за пазухи. Я протянул свою… маленькую пухлую ручонку с пальчиками-сардельками и в перетяжках, как у младенцев на картинах художников эпохи Возрождения.
