без устали продолжал мигать светофор. Сумерки почти рассеялись, стало намного светлее, но вокруг по-прежнему не было никакого движения. Парень быстро вымахивал длинными ногами в синих замшевых кроссовках, ей же приходилось семенить следом почти бегом, поджимая пальцы ног, чтобы не потерять на ходу розовые пушистые тапки.
– Подожди, – взмолилась она, когда супермаркет исчез из вида. Паника, охватившая её в магазине, отступила.
Парень замедлил шаг. Остановился. Обернулся, и она отшатнулась, зажимая рот обеими ладонями. Его лицо – симпатичное, с правильными чертами, крепким, но не слишком тяжёлым подбородком и тёмными глазами – то проявлялось болезненно чётко, так, что можно было разглядеть крошечную родинку на правой щеке и редкие точечки щетины на подбородке, то вдруг размывалось, словно она смотрела на него из-под воды. Она моргнула, зажмурилась, потёрла глаза. Нет. Не помогло. Воротник его синего жилета-пуховика в представлении не участвовал. Оставался просто синим воротником. Значит, зрение было ни при чём.
– Кто ты? Что происходит? Где я? – Она пятилась, пока не уткнулась лопатками в стену.
– Тише, не кричи. – Он не двинулся с места, внимательно разглядывая её. Всю. Целиком. От растрёпанных светлых волос до тапочек на босу ногу. – Я – Аликвис. А ты? Помнишь своё имя?
Она открыла рот. Язык сделал невнятное движение, горло сжалось, готовое вытолкнуть порцию воздуха размером с одно слово. Всего лишь одно слово! Имя. Но… оно не прозвучало. Воздух вылетел горьким выдохом из её губ. Глаза защипало от слёз. Она покачала головой.
– Нет. Не знаю. Не помню! Где я? Кто ты такой?! – её голос взлетел до визга, подкатывала самая настоящая истерика.
– Ш-ш…
Он коснулся своих губ длинными и удивительно красивыми пальцами.
– Не шуми так. Не надо. Тебе повезло, что я услышал тебя, но больше кричать не стоит. Лучше сосредоточься. Попытайся вспомнить, ну, хоть что-нибудь?
Вместо этого она обняла себя обеими руками за плечи. Холодное и бледное солнце совсем не давало тепла. Хотелось плакать. Хотелось пить. Согреться. Но всё это были желания тела, а в голове, там, где должны были храниться знания о самой себе, огненной пеленой дрожал ужас, готовый снова вырваться на свободу.
– Я не знаю! Мне холодно! – выпалила она первое, что пришло на ум. Губы тряслись, и слова получились невнятными.
Он кивнул. Устало и как-то обречённо:
– Пойдём, поищем тебе одежду, – но не двинулся с места.
Она отлепилась от сыроватой шершавости стены и шагнула к светофору, чьё мигание потускнело на свету, но не прервалось. Странное лицо парня со сложным именем внезапно осветилось улыбкой. Он шагнул следом.
– Что такого? – подозрительно покосилась на него девушка.
– Ты идёшь на запад. Я надеялся…
– И что?
Она оглянулась – солнце действительно осталось
