та позвонила ей уточнить адрес. Эту квартиру, сообщила Евгения, она отремонтировала для себя, но – дурная вода, зассанные дворы, отвратительные соседи, невзгоды московского климата вынудили ее переехать за город. Появляться она будет иногда по выходным, сама или с детьми, которым Наталья уже пообещала давать уроки.
Воображение тут же нарисовало Наташе умильную, практически семейную сцену совместных трапез, задушевных женских разговоров и игр с детьми. Знай она, чем обернется их знакомство, не торопилась бы сейчас, понукая чемодан, через двор, мимо металлических прутьев, ограждающих новостройку, а обзванивала бы старых друзей в поисках хоть какого-то угла. Но история открывается перед нами в обратной перспективе, и мы скользим по ней спиной вперед – эпиметеи[2], мудрые задним умом.
В каком доме ее ждут? Как выглядит он, дом номер двадцать девять, корпус три? Будет это хрущевская пятиэтажка, всего пятьдесят лет назад соблазнявшая граждан роскошью личного пространства и перспективой коммунизма, а теперь опостылевшая всем жильцам? Панельная постройка семидесятых, лишь количеством этажей и бегунком лифта отличающаяся от хрущевки? Нет, хрущевка – это корпус два, а корпус три – сталинское, монументальное строение, пристанище людей интеллигентных.
Наталья перешагнула подозрительную лужу и набрала код на двери подъезда.
В утробе здания, после гулкого одышливого лифта, за тяжелой двойной дверью, как моллюск в ракушке, скрывалось ампирное великолепие квартиры Евгении. Сквозняк поднял ворох пыли, растормошил хрустальный каскад люстры. Солнечные зайчики пробежали по потолку, оклеенному обоями под гобелен, по декоративным колоннам, по черной Венере, держащей канделябр над рабочим столом. Из бара отозвались глухо бокалы, со стены сверкнула черными и красными блестками реплика плаката Андрея Логвина «Жизнь удалась».
В комнате, которую хозяйка отвела для Натальи, помещались вплотную друг к другу встроенный зеркальный шкаф, двуспальная кровать, накрытая бордовым покрывалом, и письменный столик на подходе к ней. Стены комнаты были окрашены густой оранжевой краской.
Они вернулись в гостиную, прошли в ванные комнаты.
– Этот туалет не работает, – пояснила хозяйка. – За ним еще сауна, но ее не включай. Горячей воды нет, надо мастера вызвать, чинить колонку. Справишься, Наташенька?
Наталья взглянула на джакузи и унитаз в стиле ар-деко с золотым обрамлением, уточнила, есть ли в доме интернет и каков пароль вай-фай, и согласилась на все. Ампир так ампир.
Евгения показала ей десяток упаковок чистящих средств, щеток и веников, валявшихся в поломанном туалете, взяла оплату за будущий месяц и убыла в экологически чистые свояси.
Разрешенный Валентиной Степановной выходной ушел на мытье посуды и выметание мусора: два мешка шоколадных оберток скопилось под кроватями и оттоманкой в гостиной. После наведения порядка, как после предварительных ласк в приютившем ее городе, Наталья заснула в собственной, договоренной и оплаченной,
Эпиметей (др. – греч. Ἐπιμηθεύς, «думающий после») в древнегреческой мифологии – титан, брат титанов Прометея и Атланта. Был женат на Пандоре – женщине, которая, открыв ларец, подаренный Зевсом, выпустила на свет все людские беды. (Примеч. ред.)
