Пегас опустил свои крыльица —За бугром исчезает кириллица.
Здесь другие у букв начертания,
Попривыкнешь? Лишь нужно старание?
Вот латинский, иврит, вязь арабского —
Не изменишь характера рабского.
Растворились в крови эти буковки,
Бережем, как тюльпанные луковки.
В каждой вкус молока материнского,
Ты прости, изощренность латинского.
Здесь другая у букв геометрия,
Только к старой привязан до смерти я.
«Воробышка поймал случайно…»
Воробышка поймал случайно,
Бедняжка выбился из сил,
В моей ладони – ските тайном
Минут пяток всего побыл.
Сердечко трепетное билось
В пушистом маленьком комке,
Мне вдруг нежданное открылось:
Чужую жизнь держу в руке.
Не бойся, серый несмышленыш,
Я с детства птицам был как брат,
Гнездо случайно вдруг затронешь
И сам себе потом не рад.
Столярные приладив снасти,
Скворечник мастерил не раз,
Чтоб было вольным птицам счастье,
А значит счастье и для нас.
Как все же в детстве жизнь прекрасна!
Манило счастье вдалеке.
Нам не было тогда лишь ясно,
В чьей наша жизнь была руке.
«Второй весны не будет…»
Второй весны не будет,
Подснежникам не цвесть.
И осени, с последними дождями,
Не возвратить.
Расплавленного лета жесть
Пребудет,
Но не с нами.
Но стоит ли тужить?
Зима свое поднимет знамя
Во имя праздников и буден.
Для тех, кто прахом стал,
Благая весть,
Что Он не лгал,
Что души их под небесами
Продолжат жить —
Кто звездами, кто облаками.
Пока вы живы, выбирайте сами,
С зимою тоже надобно дружить.
«Вынашивай стихотворенье…»
Вынашивай стихотворенье,
Не зная сам об этом. Вдруг
Его внезапное рожденье
Узришь. С каких таких заслуг
Тебе досталась эта доля
Неведомо, но все ж поверь,
Была на то благая воля
И в космос приоткрыта дверь.
Преодолей косноязычье,
Оттачивая ремесло.
Восславь все то, что необычно,
Прекрасного умножь число!
Средь монотонных дней суровых
Грядущего заметь ростки,
Пусть к временам далеким новым
Пролягут строчки, как мостки.
«Да, не был я на той войне…»
Да, не был я на той войне,
Родился в год послевоенный,
Но все равно живет во мне,
Проникла с кровью прямо в вены.
И в наши детские бои
Она проникла слишком явно:
«Чужие» есть и есть «свои»,
И не была игра забавной.
И ненависть, и гной, и пот,
И пули свист, вой
