в прессе, произвели на общественность благоприятное впечатление и повысили имидж машины. Если уж Годар добрался до Сибири, то есть смысл вложить в него еще деньги, чтобы он добрался и до Парижа, – это будет спасением фирмы. И Якобус делает все, что просит Годар.
Запчасти прибывают перед Омском, и Годар начинает свою безумную гонку. Он сидит за рулем без перерыва по тридцать часов, спит по два-три часа, из его ладоней течет кровь, а глаза уже ничего не видят.
«Спайкер» получает новую жизнь и новую скорость – Годар наверстывает, наверстывает... И наконец – последний бросок за «Де Дионами» до Казани: в четыре утра экипажи «Де Дионов» разбужены оглушительным грохотом, который может производить только четырехцилиндровый двигатель. Они выскакивают на балкон; внизу, разрезая темноту грязными фарами, вибрирует «Спайкер». Двое, сидящие в нем, не подают признаков жизни. Водитель лежит на руле со свесившимися руками, а пассажир сидит, откинувшись назад, с поднятым вверх подбородком, как будто застрелен. При свете фонарей, которые подносят гостиничные слуги, гонщик поднимает свое неузнаваемое лицо. Это Годар – он сдержал свое слово. Менее чем за сутки он прошел путь, на который «Де Дионы» потратили четыре дня, и воссоединился со своими товарищами.
Но князь Боргезе уже недосягаем.
Князь уходит в отрыв
Боргезе становится недосягаем вовсе не потому, что его «Итала» была лучше автомобилей соперников. Да, она была мощнее. Но и тяжелее: она глубже проваливалась в грязь и хлябь, она сильнее ударялась о камни и больше от этих ударов страдала. «Итала» и ее экипаж стали недосягаемы по трем причинам. Первая – они ехали в одиночку и были избавлены от необходимости тратить время на других. Второе и главное – весь экипаж был подчинен железной воле князя. Запчасти же для «Италы» были рассредоточены по всей трассе в таком количестве, что из них можно было собрать вторую «Италу». Ну а если так, если механическая составляющая победы была обеспечена, то оставался только человеческий фактор. И здесь князь Боргезе был вне конкуренции.
Его главный отрыв от группы был совершен на перегоне Томск – Омск. Если в Томске «Итала» опережала другие автомобили на пять дней, то в Омске – уже на десять. Но какой ценой! Буксирные канаты лопались, как нитки, шасси билось о коробку, бревна настилов вставали дыбом, гнус жрал поедом, машина тонула, падала с мостов на камни, горела. Чтобы затушить ее, пришлось позвать на помощь полдеревни с ведрами и пожертвовать норковой шубой князя.
Прошедший сквозь Великие Дожди Китая, скалы и пропасти, грязи и солончаки и ни разу не усомнившийся в успехе, Боргезе под Томском впервые приходит в отчаяние. А поскольку он аристократ, то отчаяние его выражается в такой вот телеграмме в редакцию газеты «Дейли Телеграф»: «Должен сознаться, что впервые легкая тень сомнения омрачила наши надежды на победу».
В Омск они въехали в воскресенье. Встретили их широко и не отпускали бы до утра, если бы князь, выслушав
