все равно обслуживает сюжет, это язык сюжета. Именно поэтому сюжет может быть любым – совершенно надуманным или безыдейным, но главное, чтобы он был. Будет сюжет – найдутся и «свои средства», то есть свой язык.
Наличие событийного сюжета в тексте является наиболее серьезным аргументом против того, чтобы считать литературу философией. В философии не может быть событийного сюжета. Это аксиома. В философском тексте, конечно, нет никаких персонажей с теми или иными характеристиками, со своим внутренним миром и индивидуальной судьбой. Со своей и только своей историей. Философия раскрывает универсальное всечеловеческое, выявляя бытийную сущность той или иной конкретной человеческой ситуации. Тем философия и сильна, что за множеством эмпирических мелочей она способна прозревать в фундаментальные вещи. Сюжетную литературу интересуют как раз мелочи.
В конечном счете, литература основана на событийном сюжете как временном феномене, в то время как философия устремлена во вневременное. С точки зрения философии жизнь бессюжетна, но не бессымсленна. Для литературы смысл жизни безразличен; писателя волнуют другие, прежде всего, эстетические заботы. Литература конструирует сюжет, который есть искусственный смысл; философия ищет живой смысл. Сюжет литературы не равен смыслу философии. Возможно ли воплотить философский поиск живого смысла в литературном произведении, суть которого искусственность, надуманность, лживость?
Мы подходим ко второму типу литературного сюжета, который можно обозначить как бытийный сюжет. Суть его в том, что здесь повествовательная канва определяется не событиями, происходящими с героями, а идеями и состояниями сознания. Это тоже сюжет, но сюжет внутренней жизни души, которая детерминирована не внешними обстоятельствами, но своим бытийным уделом. Здесь раскрывается универсализм человеческой ситуации, которая обнаруживается в совокупности случайных фактов. Эти факты – лишь фон, а не структурообразующий элемент, как в литературе событийного сюжета.
Бытийный сюжет, как правило, влияет на организацию текста, который становится воплощением философской загадки. Текст с событийным сюжетом одномерен, линеарен, прозрачен, рационален, предсказуем. В нем нельзя обманывать ожидания читателя, поскольку он закодирован на определенную, совершенно известную жанровую композицию. Текст с бытийным сюжетом, наоборот, многомерен, непрозрачен, иррационален, непредсказуем. В нем большую роль играют языковые эксперименты, нарушающие привычные семантические, стилистические и текстологические каноны. Деформализация текста – формальный признак литературы с бытийным сюжетом.
Жиль Делез в статье «Литература и жизнь» кажется описал именно такой тип литературы. «Писать, – говорит философ, – не обязательно навязывать форму (выражения) материи пережитого. Литература, скорее, на стороне бесформенного, или незавершенного… Писать – это дело становления,
