Никакая этика, игнорирующая библейскую глубину связи зла и смертности, не в силах ничего сказать существенного о человеке.
Владимир Мономах в этом выражении «грешны и смертны» свидетельствует и о знании, и о понимании корня человеческой трагедии, трагедии грехопадения, которая оборачивается бесконечным нравственным поражением человека в истории. Главным морально негативным следствием этой «спайки» грешности и смертности является, как говорит Владимир Мономах, не способность прощать зло, а стремление на зло ответить злом. Здесь причины социального зла, наиболее очевидным показателем которого являются войны, революции, преступления, которые никогда не лечатся никакой гуманистической педагогикой или этикой добрых намерений. Только прозрение в страшную бездну человеческой греховности и смертности может пролить свет на тайну человека, на тайну его падения. И тогда могут исчезнуть некоторые иллюзии, основанные на рационалистическом видении человека. Человек страшен и глубок, и тайна его смерти есть тайна его греха. И только так можно искать путь спасения.
Владимир Мономах предлагает в качестве некоего нравственного лекарства для смертного человека спасение «малым делом», как он называет «три добрых дела» – покаяние, слезы и милостыня.
Снова повторяется милостыня в круге важнейших нравственных добродетелей. Наряду с этим – покаяние и слезы – знаки высокого духовного состоянии человека. Это, как раз те состояния, которые возможно достичь только лишь на путях христианской этики и аскетики. И это очень важно: в духовном опыте христианства снимаются противоречия между этикой и аскетикой. Аскетика в христианстве служит средством для проявления высших этических свойств, здесь аскеза не самодостаточна, не является способом духовной изоляции подвижника для достижения своих эгоистических целей (как в аскетической практике нехристианских культур), но служит средством для возрастания этического начала. И, соответственно, этика в христианстве, это не этика гуманистических, мирских добродетелей абстрактного человеколюбия, но этика смирения, этика любви и милосердия, что невозможно вне аскетической практики подавления в себе злогреховного начала.
Конечно среди «поучений» Владимира Мономаха много вполне практических «заповедей». Но поскольку нравственности нет без свободы, то перед тем, как правильно поступать «на практике» поступать по правилам необходимо преобразить сознание духовными истинами. О чем Владимир Мономах и говорит в начале, имея в виду страх Господень.
В контексте практических поведенческих добродетелей интересно отметить, как постулаты веры становятся нормой поведения. Здесь мы имеем пример чисто христианской этики, так как свободное, осмысленное поведения человека основывается не на абстрактных постулатах чистого разума и требований практической выгоды, а на основании преображения сознания светом Христовых истин. Поэтому Мономах
