сами думу думали, когда поняли, что им не светит слава Лукьяненко. А потому – их знание бесполезное. Тем, кто пишет, это знание должно придти через собственное упорство – потому как свой „творческий путь“ по таким конспектам не пройдешь…»
Итак, многие утверждают, что главный и чуть ли не единственный способ обучения – практика. Мастерство, с их точки зрения, должно прийти через собственное упорство. Тогда почему они так мало пишут? Едва ли не только на конкурсы. Они говорят, что им приходится параллельно работать, а мы, бездельники, можем только писать. Но и мы работали параллельно с литературой не год, не два и не десять. Зачем далеко ходить: Андрей Валентинович и по сей день преподает в университете. Но когда появилась реальная возможность публиковаться, выяснилось, что у нас, у Андрея и у других наших (работающих!) коллег написано по пять, восемь, десять, двенадцать книг! Почему тогда у форумных оппонентов, если практика – их главный вариант, при предложении опубликоваться, как правило, находится десяток рассказов да незаконченная (считай, почти не начатая) сага не пойми о чем?
Выходит, предложенный ими способ для них же и не работает? Получается, по их же варианту, они и не учатся.
Сейчас принято отстаивать позицию, что истинному фантасту ни к чему стиль, язык, литературность. У фантастики, дескать, иные задачи. Лично мы полагаем, что такая позиция – спасательный круг агрессивной бездарности. Когда автор пишет художественную литературу и заявляет, что уметь это делать – необязательно и даже вредно, ибо он, автор, богат идеями и нейтронными (нейронными?) генераторами… Разумеется, такая позиция снимает всякую необходимость обучения.
Зачем?
Андрей Валентинов:
В чем причины такой «нелюбви к учению?» Проще всего в очередной раз помянуть «падение нравов». Однако «нравы», если верить современникам, ухудшаются с каждым поколением еще со времен Древнего Египта, однако уровень художественной литературы с ними никак не коррелируется. Скажем, большая часть фантастических произведений 1960-70-х годов в художественном отношении на голову выше, чем у наших современников (если, опять-таки, брать их «в массе»).
Конечно, сказывается пресловутый рынок, требующий удешевления книжной продукции, а также профанация, а то и полное исчезновение редакторской работы. Однако, все это причины не главные, более того, являющиеся следствием глобального изменения того, что мы привычно называем Фантастикой. То, что еще в 1990-е было (или стремилось быть) Литературой, в наши дни окончательно стало «жанром».
(«Жанр» как термин употреблен вместо набившего оскомину термина «формат». Оба они не слишком точны, но сводятся к одному и тому же. «Жанр», как и «формат» требует от «продукта» прежде всего содержания в ущерб литературной форме, подчас и полностью ее отрицая.)
Следующий параграф я бы назвал: «Убийца не может быть китайцем».
В качестве примера можно вспомнить злоключения детективного «жанра». К 1920-м годам детектив имел давнюю и прочную литературную традицию, украшенную
