. Сверху – тьма без звезд, тьма без начала и конца. Снизу – река, вытекающая из мрака и уходящая во мрак. Другого ее берега не видно, как будто тот заблудился во мгле где-то между небом и водой.
Впрочем, не только берег заблудился во мраке. Точно такое же чувство было и у человека, стоящего на этом берегу. Слева от себя он видел старое, засохшее дерево, которое, топорщась во мгле, словно заколдованный дракон, угрожающе тянуло к нему свои скрюченные ветви. С правой стороны простиралось нечто зыбкое и шелестящее, и он вспомнил, что это – камыши в речной заводи.
Человек знал, что еще может уйти, однако неодолимая сила толкала его вперед, и он двинулся к воде. Его ноги не увязали в песке, когда он шел по берегу.
Ему казалось, что до его слуха доносится невнятный шепот и вздохи, но, возможно, то было шелестом все тех же камышей. В следующее мгновение человек был уже у воды и склонился над ней, но не увидел своего отражения.
Он не оглядывался. Зачем? Дерево и камыши, оставшиеся позади, бесследно исчезли. Теперь оставались только он – и неподвижная река под беззвездным небом.
А потом человек увидел, как черная вода стала светлеть, светлеть по всей глубине, светлеть до самого дна. Там, далеко внизу, колыхались сказочные миражи. Он увидел подводные замки невероятных очертаний, белогривых лошадей с плавниками вместо ног, зеленоволосых гибких русалок, которые скользили меж причудливых растений с огромными пурпурными, алыми, золотыми цветами. И даже услышал, как беспечно и звонко они смеются там, внизу, бесконечно далеко от него.
Внезапно все исчезло, миражи потухли, и человек понял, что принял за замки, лошадей и русалок причудливую игру света и теней на дне, где на самом деле не было ничего, кроме перепутанных стеблей подводных растений. Они извивались в зеленой воде, как змеи, сытые и медлительные, но все еще опасные. Возле одного из них колыхалось что-то белое, похожее на обрывок шелка или, может быть, на тончайшую вуаль.
Миг – и белое пятно стало расти, надвигаясь. Оно поднималось все выше и выше, обретая очертания. Теперь уже можно было рассмотреть, что это не просто кусок ткани, а белое платье женщины плещется в воде. Ее лицо было смертельно бледным, глаза закрыты, распущенные волосы плыли вокруг головы темным облаком. И все же она была прекрасна, и при виде ее у человека сжалось сердце.
Она поднялась уже к самой поверхности, оказалась так близко от него, что можно было видеть родинку на ее правой щеке, очертания своевольных губ, длинные черные ресницы. Человек хотел позвать ее, но не мог вымолвить ни слова.
А потом женщина открыла глаза, и послышался ее голос:
– Спаси меня…
Он хотел броситься к ней, но был не в состоянии двинуться с места. Напрягал все силы – и даже не пошевельнулся.
– Спаси меня, – тихо и безнадежно повторила женщина.
– Жинетта!
Слово раскололо тьму, убило наваждение, и к человеку вернулась способность двигаться. Но слишком поздно. Он видел, как глаза женщины угасли и закрылись, голова бессильно запрокинулась. Зеленые стебли-змеи обвились вокруг нее и потянули за собой на дно.
– Жинетта!
Он бросился вниз, и черные воды сомкнулись над его головой. Человек все еще надеялся, что сумеет догнать ее, но сила, противодействовавшая ему, значительно превосходила его собственную. Он рвался, плыл, задыхаясь, ко дну, но женщина коснулась его прежде и рассыпалась на множество белых лоскутов.
– Жинетта, нет!
…Он открыл глаза и долго лежал под взмокшей от пота простыней, не слыша ничего, кроме шума крови в ушах и частого стука своего сердца. Наконец смог дышать чуть спокойнее и повернулся на бок.
По природе он вовсе не был суеверен, но этот сон снился ему уже не первый раз и всякий раз предвещал: что-то случилось. Нечто, связанное с ней, о чем она хочет его предупредить.
«Но что еще может быть? Последние украшения продали с аукциона в прошлом году… – Он скривился, как от физической боли. – Нет, это не из-за них, будь они трижды неладны».
Он перебрал еще несколько возможных причин того, что она опять явилась ему во сне, и все их отверг. А тревога его нарастала. Но тут ему в голову пришла новая мысль: «Или кто-нибудь догадался, что я убил…»
Странным образом это его успокоило. Он прикрыл глаза, представил себе суд, напыщенную речь обвинителя, лысину кюре, суетящегося палача и неподвижную черную гильотину в тюремном дворе. Да, гильотину. Потому что он убил хладнокровно, с заранее обдуманным намерением. И не одного человека, а целых пять. Впрочем, если говорить начистоту, он не считал их за людей. А вот с точки зрения закона…
С точки зрения закона, если когда-нибудь откроется то, что он сотворил, ему не миновать смертной казни. Но он подумал об этом совершенно спокойно, как подумал бы о том,
