разнообразила еду, затем чтобы Анна Андреевна не нарушала строжайший режим питания, назначенный ей врачами.
Когда Анны Андреевны не стало, и я, и многие другие – в том числе и Аманда Хейт, приезжавшая из Лондона за материалом для своей научной работы, – обращались к маме с просьбами рассказать хоть что-то об Ахматовой. Но на все мольбы и уговоры мама, как затверженный урок, повторяла одно и то же: «Все, что хотела и считала возможным сообщить о себе Анна Андреевна, она написала сама».
Кто знает: может быть, каким-то образом Ахматова давно знала, как надежна ее ближайшая подруга и наперсница.
После похорон мамы в тумбочке, стоявшей у изголовья ее постели, мы нашли последнюю книгу стихов Ахматовой «Бег времени», с которой мама не расставалась. Там рукой Анны Андреевны написано: «Моей Нине, которая все обо мне знает. С любовью, Ахматова. 1 марта 1966 г.». Через четыре дня, 5 марта 1966 года, Анны Андреевны не стало.
Вот, думаю, в чем истинная причина того, почему Ахматова так относилась к нашей семье, к нашему дому. И вот почему, подписывая в Москве свои книги разным людям, она вместо названия города, рядом с датой, всегда писала – «Ордынка».
От сценария до кадра
Думаю, что способ обращаться с ролью невозможно приобрести путем чтения или каких-то специальных занятий.
Постепенно само собой с течением времени отбирается тот якобы наиболее короткий и наиболее удобный способ осваивать слова и перипетии роли, которым пользуется актер в повседневной практике.
Потом, когда-то почему-то оглянешься назад, переберешь в памяти дни работы и вдруг с удивлением заметишь, что есть некоторая закономерность в том, с какого конца принимаешься за дело.
На работе актера отражается всё: и доброе, и злое, и талантливое, и бездарное. Ровно в той мере, в какой оно заложено в тех людях, с которыми исполнитель вынужден строить роль. На актерское создание влияют не только те, кто являются непосредственными участниками общего дела, то есть режиссер, партнеры, художники, гримеры, но и лица, вроде бы находящиеся во втором эшелоне. Какой-нибудь случайно заглянувший на репетицию критик или идущий рядом спектакль – да все решительно. Иногда и просто недоброжелательный, случайный взгляд прохожего.
Увы, актеру стократ труднее, чем писателю или живописцу, следовать завету Пушкина и творить сообразно собственным представлениям.
И все-таки даже в хаосе съемок, хоть тайно, хоть внутри себя как-то пытаешься соразмерить, соотнести весь ряд чужих мнений и требований со своими собственными возможностями, вкусами и мечтами. Конечно, легче всего это делать, пока работа еще не началась и актер один на один с ролью. Но этот почти целиком утопический период мечтаний никак не может противостоять последующим репетициям и всему, что составляет непосредственное воплощение.
Только очень ясное представление о роли, истинное согласие с режиссерскими усилиями и всемерная помощь партнеров могут обеспечить явление
