лишь шаг через порог – какие-то несколько дюймов, рубеж между внешним и внутренним. Мужчина, нимало не колеблясь, суетливым движением проталкивает ребенка вперед, словно боится, что я вдруг передумаю и закрою дверь. Что я вполне могла бы сделать – даже должна была бы. Оказавшись в доме, оба замирают и глядят на меня, впервые со своего появления устанавливая со мной прямой, ничем не защищенный, зрительный контакт. Глаза у них – будто темные, непроглядные впадины в голове, в которых таится нечто такое, что я не в силах постичь.
– Мы просто хотим попросить воды, – тихо, но настойчиво говорит темноволосый. – И может, еды какой-нибудь, если у вас есть. И мы сразу уйдем.
Повернувшись к ним спиной, я наполняю над раковиной стакан воды, потом другой. Такая близость их запретной для нас плоти создает какое-то гравитационное притяжение. Оба вмиг опорожняют стаканы, и я наливаю еще по одному. Я нахожу бутылку молока и тоже наливаю им по стакану. Потом протягиваю, не касаясь их кожи, сушеные фрукты, что я только что собиралась есть, – инжир из нашего сада, разрезанный половинками, словно расщепленное сердце, разложенный по подносам и высушенный на чердаке, теперь сморщенный и засахарившийся. На этом они и вправду исчезают – не оглядываясь уходят в ту же дверь, и я даже выхожу вслед, наблюдая за ними, все так же неся свою стражу.
Утром, избавившись от мигрени, мама чувствует себя словно обновленной. Ей дышится намного лучше, ей уже хочется хлеба с маслом, и яблок, и чаю. Ночью матери явилось видение. Кинг, велевший ей «выказывать глубочайшую доброту ныне и навсегда». Во сне они плавали вдвоем в бассейне, собираясь встретиться под водой посередине. И в тот момент, когда они уже должны были коснуться друг друга руками, мама пробудилась.
Рассказывая нам об этом, она тихонько плачет, утирая мокрые потеки под глазами.
– Это всего лишь сон, – молвит Грейс.
– Но ты же не умеешь плавать, – вставляет Скай.
– Какие вы жестокие, – роняет мать. Ногтем она подцепляет кожицу на кусочке яблока и резким, хищным движением ее сдирает.
Нам не позволено смотреть, что она намерена делать с мужчинами, однако мы наблюдаем за этим из окна комнаты Грейс, откуда, оказывается, открывается очень даже хороший вид. Мы со Скай пригибаемся пониже у окна, так что волосы свешиваются на лицо и прикрывают рот. Грейс подробно комментирует увиденное, и голос ее кажется каким-то отчужденным.
– Она заставляет их снять всю одежду, – сообщает Грейс.
Мы сразу напрягаем глаза, чтобы самим увидеть происходящее. И впрямь, мужчины на берегу стягивают с себя футболки и джинсы. Мама что-то говорит, жестикулируя, нацеливая на них пистолет Кинга. Потом они снимают исподнее. Кожа у них от загара широкими полосами разного оттенка, как и у нас, но это единственное, что есть у нас общего. Я гляжу с мрачной завороженностью. Грейс тихо фыркает с отвращением.
– Она проверяет у них одежду и рюкзак, нет ли там оружия, – продолжает
