невозможно. А оставлять ее у Бибы он не хотел. Желал побыстрее приблизить женщину к себе, не задумываясь о согласии – оно ему не требовалось.
Зубр вдруг резко поднялся, с решимостью пошел к лазу.
Глава 15
Над Ступинским лесом светила луна. Можно было продолжать путь – до лесничества оставалась самая малость: выйти напрямки к берегу речки и дальше вниз по течению не больше километра. Низко пригибаясь, Сухарь отправился скорым шагом через просеку. Эта пробежка напомнила ему точно такой же путь в лесу, у самой границы на Львовщине, в канун войны. Тогда он тоже шел на встречу с оуновцами из-под Грубешова на польской территории. Доставил им приказ об организации вылазок и нападения на части Красной армии в случае войны. С содержанием этого приказа прежде других ознакомился Поперека, бывший в то время старшим батальонным комиссаром, заместителем начальника особого отдела 6-й армии КОВО.
Антон Тимофеевич старался неслышно скользить подошвами по мягкой, травянистой земле. Он так увлекся осторожностью передвижения, что треснувшая вдруг под ногой ветка вспугнула его и остановила на полшаге. Сухарь прислушался. Сквозь глухую тишину доносилось журчание воды. Он вспомнил неширокую речку, в которой ловил раков, знал, что если возьмет чуть левее, то выйдет на лесную дорогу, а по ней прямо к дому лесника.
Волнение охватило Антона Тимофеевича, едва он постучал в слабо освещенное окно, теплом обдало его грудь – встреча с родными всегда чувствительно задевала его.
Дядько Селиван, кряжистый, как и батька Антона, белоголовый старик, встретил племянника с восторженным причитанием не хуже тетки Ивги, засуетился у стола, не зная, чем и приветить желанного гостя, уцелевшего в небывалой войне.
– Бабка-то вчера к Маньке умотала, шестого родила, одурела баба, по нонешнему времени двое одного не прокормят… Ну а ты, ты-то как? На похороны Тимоши-то я не попал, месяца два спустя узнал. Да и ты, слыхал, батьку не хоронил. Вот она, жизнь-то, околеешь тут под деревом, зайцы стороной обходить станут, люди нескоро сыщут.
– Да что же ты себя хоронишь, здоровый такой? Нытиком вроде не был.
– Заноешь, когда нутро дерет.
– У врача-то был? Что он говорит?
– А-а… – отмахнулся старик. – Ты-то как? Садись поешь да рассказывай. Иль с дороги поспать охота? Отоспишься в моей глуши.
Антону Тимофеевичу совсем не хотелось спать, он достаточно отдохнул в дороге. К тому же ему очень не терпелось поговорить, рассказать все о себе, узнать обстановку, войти, как выразился бы Поперека, в атмосферу жизни.
И он поведал родному дяде свою горькую судьбину, связанную с пленом, не забыв упомянуть и о происшествии в селе Бабаеве, откуда пришлось бежать, отстреливаясь. Дядько Селиван вздыхал и охал, потом сходил во двор, прикрыл ставни. А вернувшись, не знал, что сказать, скорбно поглядывал на племяша.
– … У меня, конечно, не найдут, – начал он осторожно. – Милиция, говорю, не доберется, что-нибудь
