сшита по моим меркам – я специально встала и приложила ее к себе, чтобы лишний раз в этом убедиться.
Но откуда? Кто позаботился о Недоделке? Мойра? Сомневаюсь. Сестра была слишком занята собственными нарядами, чтобы думать о моих. Лангария? Снова нет – в последние дни матушке едва хватало времени на Мойру, что уж говорить обо мне. Ригге? И снова нет – у той бы попросту не хватило средств: ткани хоть и были недорогими, все же оказались не из самых дешевых.
Однако, кто бы ни позаботился обо мне, я была ему искренне благодарна. Завтра начнутся занятия, и явиться на них в «чужом» цвете не хотелось. Не потому, что это может вызвать осуждение остальных лернатов, а потому, что может привлечь ненужное внимание.
Моя мечта – стать незаметней тени, тише шелеста травы на лугу, превратиться в эхо собственного голоса и бестелесным призраком дожить до выпускного. Вот только, боюсь, разбуженный интерес Шантара не позволит мне затеряться в толпе. И от понимания этого становилось жутко… Почти так же, как от воспоминаний о пристальном взгляде незнакомца за обедом.
Оставшуюся половину дня я провела в комнате: разбирала сундуки и дорожный саквояж, пыталась найти каждой вещи подходящее место. Мне хотелось сделать крохотное помещение более уютным, похожим на дом. Ведь на ближайшие четыре года Академия Полуночи станет мне домом… или плахой, если о природе моего дара узнают. Но о последнем я старалась не думать и гнала тревожные мысли прочь. Ветер подхватывал их, точно гусиный пух, и уносил в открытое окно, оставляя после себя лишь свежесть и ощущение щемящей тоски.
Стыдно признаться, но иногда я завидую ветру. Свободный, он волен лететь куда пожелает, и нет ни рамок, ни правил, способных удержать его взаперти. Я бы хотела быть на него похожей.
После проявления меня редко выпускали за пределы родового поместья. Прятали, как нечто постыдное, и гнали в комнату, стоило только у парадной двери появиться гостям. Иногда я подглядывала за ними сквозь балюстраду перил, жадно ловила доносящейся из гостиной смех и звон бокалов. Пыталась хотя бы на миг почувствовать себя частью чужого праздника. Но потом Лангария прознала о моих вылазках, и меня стали запирать.
Я злилась. Как же сильно я на нее злилась в такие моменты! Упрямилась, цеплялась пальцами за дверной косяк, кусала пыхтящую Ригге, старающуюся затолкать меня в комнату. Но Ригге всегда побеждала. Несмотря на то, что самой Ригге тогда едва исполнилось пятнадцать, она была крупной и сильной. И тощая восьмилетка уж точно не годилась ей в соперницы.
Со временем я… не смирилась, нет. Но в какой-то мере приняла ситуацию. Даже дикий зверь рано или поздно устает кидаться на стенку. Я же была всего лишь ребенком, боящимся собственной сути.
В Лунной империи верят, что силой нас наделяет Полуночная Матерь. Именно она ткет полотно наших судеб, вплетая в него разноцветные нити. Я хотела верить, что и для меня у Полуночной Матери нашлась красивая нить, пусть не такая темная, как для Мойры, но все же не
