не лопается терпение и он, поднявшись на стульчике, не щиплет меня изо всех сил за руку – явно с целью удостовериться, что это точно я. Облегчение обоих очевидно, когда через тридцать безумных минут место чужой добрячки вновь занимает их родная мамочка-мегера.
– А я сказала, будете пшеничные! Никаких шоколадных хлопьев – и мне плевать, чем вас кормит папа!
У Ричарда сегодня встреча с клиентом на объекте в Баттерси, нужно уйти пораньше. Не дождусь ли я Полу? Дождусь, если мадемуазель явится вовремя. Мне самой выходить без пятнадцати восемь, и ни секундой позже.
07:57
Вот мы наконец и заявились – с полным отсутствием раскаяния на лице и букетом разномастных извинений. Пробки виноваты, дождь, расположение звезд. Знаешь ведь, Кейт, как оно бывает. Еще бы мне не знать. Прицокиваю и вынужденно сочувственно вздыхаю, пока наша няня заваривает себе чашечку кофе и равнодушно просматривает мой список дел на день. Справедливо указать на то, что все двадцать шесть месяцев работы в нашем доме Пола умудряется опаздывать каждое четвертое утро? Это почти наверняка скандал, а скандал отравит воздух, которым дышат мои дети. Следовательно, скандала не будет. Уж во всяком случае, не сегодня. До отхода автобуса три минуты, а до автобусной остановки шагать восемь.
08:27
Опаздываю на работу. Непристойно и беспардонно опаздываю. Автобусы торчат в пробке. К чертям автобус. Пулей по Сити-роуд, через Финсбери-сквер, прямо по лужайке, где меня застает возмущенное “Эй” дедули, чья работа и заключается в том, чтобы орать на бегунов по лужайкам.
– Эй, мисс! А вкругаля, как все, никак?
Неприятно быть объектом подобных окриков, но я, кажется, начинаю бессовестно радоваться, если мне на людях говорят “мисс”. На тридцать шестом году жизни, когда сила земного тяготения и двое малолетних детей так и норовят пригнуть тебя к земле, отмахиваться от комплиментов не приходится. Кроме того, пробежка напрямик экономит минуты две с половиной.
08:47
Здание одного из старейших и самых безобразных учреждений Сити, фирмы “Эдвин Морган Форстер”, находится на углу Броудгейт и Сент-Энтониз-Лейн. Крепость постройки девятнадцатого века с внушительным стеклянным носом века двадцатого, оно выглядит так, будто гигантский морской лайнер врезался в универмаг и застрял в нем. На подступах к главному входу я притормаживаю для мысленной инспекции:
Обе туфли на ногах? Парные? Проверено.
Детской отрыжки на пиджаке нет? Проверено.
Юбка в трусы не засунута? Проверено.
Лифчик не торчит? Проверено.
Окей, захожу. Марширую через мраморный холл, сую пропуск под нос охраннику Джеральду. После ремонта полуторагодичной давности вестибюль “Эдвин Морган Форстер”, прежде похожий на операционный зал банка, стал смахивать на вольер зоопарка, спроектированный русскими конструктивистами для нужд пингвинов. Все до единой поверхности пронзают глаза арктической белизной – за исключением задней стены, выкрашенной точнехонько под цвет бирюзового подарочного мыла
