грузинская кухня, вполне сносное грузинское акапельное многоголосие в записи, грузинское вино (для меня и Катушкина) и много интернациональной водки (для ВПЗР, потому что ничего, кроме водки, она не пьет). Катушкин произнес тост «за счастливое воссоединение с любимыми людьми», я – «за то, чтобы у сидящих за столом исполнились все самые сокровенные мечты» (благодарный взгляд Катушкина и скептический – ВПЗР). Сама же ВПЗР ограничилась одиозным «желаю тебе увильнуть от простатита».
– …Пятьдесят – не такая уж далекая перспектива. А я смотрю на перспективу, Ти.
Как раз в перспективе они и не сойдутся. Никогда. ВПЗР отвергает старость как таковую. Старость – единственная вещь, которая ей неинтересна с точки зрения «писать об этом». Следовательно, неинтересна вообще. Как явление, как состояние – внешнее, но в большей степени – внутреннее. Если исходить из реликтового, никем и ничем не опровергнутого тезиса ВПЗР о том, что литература должна быть секси, секси и еще раз секси, старости в ней не место.
Примечание: «Sexy» в понятии ВПЗР вовсе не означает историю любви или историю страсти, выведенную под уздцы на страницы книги. Вернее, означает не только это. «Sexy» в понятии ВПЗР – самое неприкрытое, откровенное соблазнение. Она пытается соблазнить читателя, понравиться ему, влюбить в себя со всеми вытекающими. Не думаю, что она делает это так уж осознанно, просчитывает все схемы и варианты с холодным носом и гонорарными счетчиками в глазах. Скорее, это бессознательный процесс: так же бессознательно мужчины и женщины флиртуют друг с другом. Все – или почти все. Вот и ВПЗР флиртует, пытается затащить всех и вся в свои книги, как затаскивают в постель. Уж не шлюха ли она? Если и шлюха, то интеллектуальная! У-упс!.. «Это – единственная разновидность секса, на которую стоит тратить время и силы. В моем случае, конечно», – не раз говорила ВПЗР.
Примечание к примечанию: Подозреваю, ее случай – клинический. Даже если учесть, что в реальной жизни ВПЗР недолюбливает стариков (детей, впрочем, она тоже не жалует. Любая кошка в состоянии умилить ее, и птица – в состоянии, а ребенок – никогда). В конце концов, нелюбовь к определенным категориям граждан – ее частное дело. Но, может быть, именно из-за того, что ВПЗР поставила исключительно на «sexy», ей и не вырваться из рамок беллетристики? Ведь настоящая литература (как и жизнь) – намного глубже, чем химия страсти. В ней гораздо большее количество химий, устойчивых и неустойчивых соединений и всяких прочих осадков. И сама страсть (которую без устали препарирует ВПЗР) не вызывает сострадания. Интерес – да. Но не сострадание. А что есть литература, как не сострадание? Очищение через сострадание…
Конечно, это мое личное пафосное мнение, которое даже не озвучивается. Попробовала бы я его озвучить, как же! Тотчас бы слилась в унитаз, как лекции в Принстоне. С ярлыком «глупая овца», пришлепнутым ко лбу. «Глупая овца» – еще одна разновидность «ленивой овцы». А еще есть «овца с апломбом», «зарвавшаяся овца», «вероломная овца», «претенциозная овца» и «овце этого не понять». Таких овец наберется на целую отару, и все они – я.
Так
