С интересом смерил меня взглядом от пят до макушки. – Вы же, леди Найли, пожалуй, будете младше?
Я кивнула, сцепив крепко пальцы и косясь на выход из зала. Вдруг у Джиба снова изменится настроение и мне все же придется бежать.
– Ну-у, не стойте у меня над душой, – поморщился он. – Присаживайтесь. В конце концов, мне не слишком удобно вести беседу, когда вы нависли надо мной, словно мраморное изваяние.
И я села напротив, на самый краешек кресла.
– Давно не видел Хилду, – скользнул Джиб по мне туманным взглядом.
– Она очень добрая и… хорошая, – чуть слышно пролепетала я.
Он покачал головой, словно болванчик, и проговорил с особой нежной грустью:
– И уж, верно, не замужем?
Я кивнула.
– Немудрено. – Его блуждающий взгляд остановился на одном из портретов. Красивая женщина с глазами цвета лазурного неба, с нежной улыбкой, ровно вычерченными скулами и вьющимися каштановыми волосами смотрела с полотна, проникновенно и таинственно. – Это все из-за вас. – Он говорил тихо, но столь пронзительны были слова, что казалось, будто они звенели у меня в голове. – Вы разрушаете жизнь всех, кто рядом. Любите вы их или ненавидите, не имеет значения. Одно ваше присутствие рядом – это катастрофа, несчастье для любого, кто захочет быть ближе…
Я покраснела. Слова дяди были слишком правдивы. Слишком много в них было вложено такого, что я понимала. Он практически раскрывал мне тайну моего появления в его доме. Я поерзала в кресле, ставшем разом неудобным. Джиб глянул на меня мельком.
– Я вас не обвиняю, – скривил в гримасе губы, поднялся и неуверенной походкой прошел к серванту. Но не дошел. Остановился у того самого портрета. – Это все проклятие. Ваши родители, леди Найли, вот кого уж нужно винить.
Я вся напряглась.
– Прекрасна… – Джиб коснулся трясущейся рукой портрета. – Всегда была неумолима, недоступна… прекрасна, – голос задрожал, стал глухим.
Дядюшка прикрыл глаза, пальцы шарили по портрету, касались нарисованной руки, скользили по тонким белым пальцам. Было в его жестах нечто болезненное, интимное и отчего-то неприятное мне.
– Кто она? – все же задала я вопрос. Хотя внутри почувствовала, что ответ уже знаю. Слишком знаком мне взгляд карих глаз красавицы. И этот полуповорот головы, и отчужденность в прямом взгляде. Я будто смотрела на саму себя, только более уверенную и холодную.
– Мама!
Я поднялась и подошла ближе, всматриваясь в образ самой родной для меня женщины. Я никогда в жизни не видела её портрета. Не предполагала, что настолько на нее похожа.
– Сэлли. – Джиб открыл глаза, с судорожным выдохом опустил руку. – Единственный оставшийся портрет. Родственники избавились от всего, что было с ней связано. Кто бы знал… – Он направился к серванту. – Сколько вам было?.. – Он открыл дверцу, достал кисет, курительную трубку и начал задумчиво набивать ее табаком. – Года два, не больше.
