потом графиня встала, пересекла широкую гостиную и села рядом с Арчером.
Не в правилах Нью-Йорка было дамам на приемах самим переходить от одного джентльмена к другому. Этикет требовал, чтобы дама сидела неподвижно и ждала, а мужчины, желающие с ней пообщаться, сменяли друг друга возле нее. Но графиня явно не отдавала себе отчета, что что-то нарушила; она удобно устроилась рядом с Арчером и подняла на него глаза, выражающие крайнюю степень доброжелательности.
– Я хотела поговорить с вами о Мэй, – сказала она.
– Вы знали герцога раньше? – вместо этого спросил он.
– О да – обычно каждую зиму мы виделись с ним в Ницце. Он большой картежник и часто бывал у нас дома с этой целью, – сказала она так же просто, как, скажем, могла бы сказать: «он большой любитель полевых цветов»; и после небольшой паузы добавила: – Мне кажется, он скучнейший человек из всех, кого я встречала.
Это так позабавило ее собеседника, что он забыл о неприятном впечатлении от ее ответа на его вопрос. Было так любопытно встретить женщину, которая находит герцога ван дер Лайденов скучным и осмеливается высказать свое мнение. Ему захотелось расспросить ее побольше о жизни, которую внезапно высветили ее небрежные слова, но он боялся напомнить ей о чем-нибудь тяжелом, и пока собирался с мыслями, она уже вернулась к началу их беседы:
– Мэй так прелестна; я не встретила в Нью-Йорке молодой девушки, такой же красивой и умной. Вы очень в нее влюблены?
– Так, как только может быть влюблен мужчина, – сказал Арчер и засмеялся, покраснев.
Она задумчиво и неотрывно смотрела на него, словно боясь упустить малейший оттенок сказанного им:
– А вы считаете, что этот максимум существует?
– Влюбленности? Если он есть, я его пока не чувствую.
– О, неужели у вас настоящий роман? – горячо выпалила она.
– Самый романтичный из романов!
– Как чудесно! И вы сами нашли друг друга – никто ни капельки не помогал?
Арчер взглянул на нее недоверчиво.
– Разве вы забыли, – сказал он с улыбкой, – что в нашей стране мы сами принимаем подобные решения?
Она сильно покраснела, и он пожалел о своих словах.
– Да, – ответила она, – да, я забыла. Вы должны прощать мне ошибки, которые я иногда допускаю. Я всегда помню, как здесь все хорошо и как плохо все там – там, откуда я приехала. – Она опустила глаза на свой венецианский веер из орлиных перьев. Губы ее дрожали.
– Простите, – вырвалось у него. – Но теперь вы среди друзей.
– Да, я знаю. Я это чувствую всюду. Вот почему я вернулась домой. Я хочу забыть все остальное, хочу снова стать американкой, как Минготты и Уэлланды или вы и ваша чудесная матушка и все эти собравшиеся здесь милые люди… О, вот и Мэй, и вы сейчас захотите покинуть меня, – добавила она, но не пошевелилась, снова переведя
