Ну что, кукушка, нравится? – спрашивает Феофан. Он встает и победно поднимает под углом руку.
Юный Меркул с мешком рыбы на плече направляется домой. Он не отдал своей доли в Архипову коптильню, отказался от его любезного предложения. Хочет коптить по-своему, не полностью на ольхе, а ольху заложить вначале, а перед самым концом добавить охапку еловых или сосновых щепок – для вкуса. Проходя мимо дома Феофана и Варвары, он бросает взгляд на дом с синими наличниками, из окна слышно, как кукует в часах кукушка. Ничего себе! Хозяин стоит посреди комнаты и приветствует часы немецким жестом. С чего бы это? И о чем только он думает?
Меркул качает головой. Не дело это…
Он часто просыпается по ночам, в памяти только одна картина: как в 1942 году мужики с белыми повязками на рукавах колотят в их двери, переворачивают весь дом и уводят с собой отца. Потом сообщили старосте деревни Архипу, чтобы приехал с телегой. И хотя мать противилась, Меркул сам обмыл изрешеченное пулями тело отца и обрядил его. Воду после обмывания, как и положено, выплеснули в подвал, убитого похоронили на кладбище, что из того, что умер среди чужих вооруженных людей и без исповеди, без разрешительной молитвы наставника. Когда умирал, небеса были с ним, утешил тогда Архип.
*
– Не будешь теперь обо мне плохо думать? – спрашивает Аполлинария. Ее голова покоится на плече Харитона. Тот нежно перебирает волосы девушки. – Так как?..
– Что – как? – спрашивает юноша.
Аполлинария в тревоге поднимает голову, молчит.
– Поленька, дурочка, – шепчет Харитон и крепко прижимает девушку к себе, – теперь ты моя жена.
– Да? – все еще тревожно, но с надеждой в голосе откликается девушка.
– Да, ты жена мне! С этой минуты, перед нами… Отныне и навсегда!
– А перед другими?
– Что нам другие, у них своя жизнь, у нас своя, – отмахивается Харитон. Он пытается поцелуями прекратить вопросы, но Аполлинария не отступает, а прижимает его руку себе между ног.
– А с этим как?
Харитон видит на своих пальцах красный след. На его мужественном и решительном лице отражается озабоченность. Вот она, реальность, неотвратимая и вездесущая. Сделанного не воротишь, будь времена хоть какие сложные.
– Вот зима настанет… – говорит Харитон.
Аполлинария поворачивается к нему, двумя руками притягивает его голову, всматривается в глаза.
– Обещаешь?
– Обещаю, уже пообещал! Но в жизни ведь как – человек предполагает, а Бог располагает…
С озера доносится громкий скрип уключин. Над зарослями тростника, где они лежат, проплывает тень от облака. Ветерок доносит до них аромат цветущей черемухи, что растет поблизости, запах одновременно и сладкий, и терпкий.
*
Пуговиц спереди ровно дюжина, по шесть в ряд, сзади еще
