игра, маленький, это игра, дяди играют, – повторяет Госька, испепеляя меня взглядом. Она забыла убрать руки мальчика, так что утешений он не слышит.
Мы сидим почти четыре часа. Малыш капризничает от духоты; у меня в животе бурчит, и я с сожалением вспоминаю об оставленном под яблоней маленьком столике под белой скатёркой, с высоким медным кофейником и россыпью сластей на чеканном подносе. Его легко мог бы унести и один «волк». Кристо переговаривается с кем-то по рации. Время от времени снова слышна пальба.
Когда толпа гвардейцев наконец покидает детское крыло, оказывается, что маленького князя Галицкого пора укладывать спать. Госька так рассержена, что не поворачивает головы, когда я прощаюсь; встрёпанные, стриженые чёрные волосы нависают на её щёки, скрывая от меня лицо.
– Ты нашла способ нескучно провести субботу, – бормочет Кристо, пока мы идём на выход. – Будь уверена, весь цыганский Будапешт будет обсуждать сегодня нашу с тобой ссору.
– Ссору?
– Я сижу с ребятами в кофейне и смотрю футбол, как вдруг, откуда ни возьмись, получаю приказ провести экстренный сбор и учения. За твоей подписью. В субботу. Будь уверена, все решат, что ты за что-то мне мстила.
Я не решаюсь поглядеть ему в лицо.
– Ты на меня сердишься?
– Нет. Я же знаю, кто на самом деле спускает приказы.
Господин голова имперской службы безопасности, внук императора Венской Империи Ладислав Тот отвешивает нам фамильярный поклон, проходя мимо. Пола шёлкового чёрного плаща, который он имеет привычку носить – летом и зимой – нараспашку, задевает мою руку скользко и невесомо. Словно насекомое ночью.
***
Говорят, что в Рожняве жили два старика-цыгана. Всю жизнь отработали на местной фабричке серебряных подстаканников. Сели раз водку пить. Выпили пятьдесят, выпили сто, а потом один цыган другого спрашивает:
– Цыган ли ты, друг мой Николка?
– Конечно, я цыган, – сказал друг Николка и истово побожился.
– И я цыган, – сказал первый старик.
А раз оба цыгане, надо сделать что-нибудь цыганское.
Они доехали до пригородов и украли себе коней.
Пастушок, на глазах которого происходила кража, прибежал в полицию, и стариков взяли быстро. Они недалеко на конях ускакали, встали табором в рожнявском парке, стали пить водку и жарить кебаб, невзирая на развешанные в парке запретительные объявления.
В участке оба очень каялись; пастушок засмущался их старости и забрал заявление.
Прошёл месяц. Встретились два старых друга и выпили водки. После грамм ста или, например, двухсот один старик спросил другого:
– Цыган ли ты, друг мой Николка?
Чтобы не повторяться, они доехали на электричке до конноспортивной базы, где занималась группа девочек-подростков под предводительством девушки-инструктора. Там цыгане украли себе
