Как они смеялись! У них полный рот прекрасных зубов, и, когда они смеялись, их зубы сверкали. Они рвали пищу зубами, когда были голодны, и смеялись – во весь яркий рот… Смеялись без оглядки, без устали. Тогда явилась ему крамольная мысль: только эти девушки достойны продолжать человеческий род.
Женщины исступленных жалкие – первое, что бросалось в глаза, когда приходилось сталкиваться с этими существами.
Их синеватые остроносые лица и истощенные тела удручали, не люди – тени людей.
Их скудная жизнь, скрытая от мужских глаз, обычно содержит три периода. Взросление до совершеннолетия в полной изоляции общественных инкубаторов. Замужество, состоящее в посещении супругами специализированной клиники, где из их тел извлекают половые субстанции с последующим слиянием и оплодотворением в пробирке.
Зародыш до определенного момента развивается в той же пробирке. Затем его помещают в просторную стеклянную кювету, в которой он плавает до девятимесячного возраста. Наконец, по готовности извлекают на свет – так рождается и приступает жить исступленный.
В дальнейшем любые контакты с биологическими родителями исключаются. Попытки разыскать собственного ребенка, которые довольно редко предпринимаются озабоченными родителями, приравниваются к тяжким преступлениям и сурово караются.
Супругам не запрещают жить вместе. Пары, сохранившие остаточную память, так и поступают. Но чаще расходятся и больше никогда не встречаются.
Наконец, третий период – обучение профессии и следующее за ним прозябание в изнурительной работе – весну за весной. Жизнь растений, не тревожимых памятью…
Он не смог отказаться от счастья, преступил Закон – забрал Веру с собой на Остров. Спрятал в своем поместье и почти на весну отошел от дел. Тем же, кто знал о его преступлении, повелел закрыть за собою дверь. Он умел защищать свои тайны.
Должное время спустя совершилось чудо – явился на свет мальчишка, его Адам. Он сам принимал роды. Его потрясли муки, которые на его глазах претерпела Вера. Когда же сын отделился от матери, приветствуя мир отчаянным басовитым криком, он принял ребенка на руки. Сначала ему показалось, что мальчик истек кровью, но, ощутив его сильные движения, он понял, что сын живой. Прижимая плотное, ускользающее тельце к груди одновременно сильно и нежно, он не испытал брезгливости, которую предполагал. Туника сразу же пропиталась кровью. Ребенок смолк, ощутив его тепло, пожевал губами, сморщился лицом, ему даже показалось, что он улыбнулся…
Вера была без сил, она приготовилась покинуть этот мир. Он удержал ее – не позволил. Позже он с истовым удовольствием наблюдал, как она кормит сына грудью, как возится с ним, пеленает, купает…
Она скоро поправилась – расцвела. Он украдкой следил за нею, не желая признать, что отныне они связаны прочно и навсегда. Рассуждая рационально, он видел перед собой живое существо, заменившее кювету, подобную той,
