как с ней заговорить. Сидим вот так, печем картошку. Что ей сказать? У меня язык к горлу прилип, спина вся мокрая, не знаю, чего сказать, е-мое. Сказать: не горячо тебе картошку-то колупать? Так глупо. Скажет: «Дурак какой-то. Сам не видишь, что горячо, раз дую?» Так вот целый час все думал, что ей сказать.
Иногда жизнь открывается как истина на ладони
– А ты бы ее спросил: «Вкусная картошка-то?»
– Да мне-то это как в голову-то не пришло. Действительно, как просто-то! Чего я у нее это не спросил? Ей было бы приятно. Она бы сказала: «Да, конечно…»
Приятный такой разговор у внучки с дедом. Как всегда, говорят на тему любви. Она спрашивает, а он отвечает. Обычно-то он как старший подтрунивает над ней на тему, что ей кто-то нравится, есть ли у нее жених… А она стесняется, поэтому старается сама побольше расспросить.
А мальчишке стыдно все это слушать. И хочется, и стыдно. И он специально хворостом щелкает, чтобы не думали, что он слушает… Тем более что дед его уже раз спросил: «Сережка, а девчонка-то есть у тебя?» И он тоже, как и сестра, засмущался и не знал, что ответить.
Последние дни лета. Рябина уже красная. Корова еще ест сочные травы. И уже можно картошку печь на костре. Когда уже не жарко, а прохладно. И под эту картошку – все удовольствия. И такие воспоминания выплывают…
Хотя самого деда не раскачаешь на разговор. Он все больше молчит. Пастухи вообще не очень разговорчивые. Внучка целый год к нему приставала:
– Дед, расскажи, как ты за Марьей за двадцать километров бегал…
– Да отвяжись ты, прилипало. Не хочу я рассказывать!
– А чего тогда не бросил? Чего тогда бегал?
– Чего бегал, чего бегал… Пристала…
Дед ворчит, но добродушно. Девчонка растревожила его, заставила окунуться в прошлое, растормошила… Он уже и думать забыл о тех чувствах, а тут все опять… как заново…
А девчонка думает про себя: «Поняла, почему Мишка ко мне ходит, – потому что любит. Я-то думала, он просто дурак. Мне-то он не нравится, неужели непонятно? А он, оказывается, любит…»
В простой жизни люди, как планеты, движутся по своим привычным орбитам, ничего не съезжает и не наезжает друг на друга. И в определенное время планеты сближаются, как вот теперь, и все становится близким, ясным и понятным.
Простая жизнь, простая пища, поле, лес, трава – как тысячи лет назад… И такое же небо, те же облака… И такой же костер и хруст ломаемого хвороста… Неизменные на протяжении тысячелетий ощущения. И тогда вдруг в обыденном и будничном видится великое и значительное. Вот пастух у костра и увидел всю свою жизнь: как она сложилась и как могла повернуться… По сути, к этому же приводит храм. Когда Человек приходит туда, все суетные мысли оставляет. И тогда он вспоминает о самом главном, о высоком, о своей жизни. Вспоминает о главном. А когда человек по жизни бежит, ничего не помнит. Суета сует. Где еще мы можем возвращаться к смыслу жизни?
