подумал Северин.
– А что потом было?
– А потом я в храм пошла, на крестный ход. Но убили его, жильца-то, тогда, в ту самую ночь, – вдруг зашептала старушка, испуганно оглядываясь, – возвращалась-то я поздно, часа, наверно, в три, засиделась с девушками, уж сюда подошла, вдруг из того дома душа вылетает, да такая черная, и мимо меня в небо, а за ней черти несутся с воем, урчанием и с фонарями огненными. Я так и обмерла! Но чем дальше думаю, тем больше меня сомнение берет. Место-то это святое…
– Как святое?! – не удержался Северин. – А вот участковый говорит, что наоборот, плохое, люди быстро умирают.
– Вы Кольку слушайте больше! Хорошее это место, святое, тут люди с Богом напрямую разговаривают и быстро на небо отправляются. Тут, как он называется, канал, об этом и по телевизору говорили.
«Суду все ясно!» – подумал Северин и, поблагодарив старушку, двинулся назад к дому.
Тут его обогнала Шкода-Октавия и, лихо повернув, остановилась на том самом месте, на которое указывала старушка.
«Ну, вот и прокуратора проснулась», – подумал Северин, глядя на вылезающего из машины молодого, тридцатилетнего человека, с немного хищным лицом и какого-то слишком аккуратного, стрижечка, костюмчик, галстучек, вечный отличник. Северин не то чтобы терпеть не мог Александра Борисовича Сечного, но не любил. Карьерист и проныра. Возможно, что и похуже. На новой Октавии ездит, не Бог весть что, но все же. При их-то зарплатах! Северин невольно посмотрел на свою стоявшую поодаль раздолбанную девятку. Впрочем, дело знал – Северину уже случалось работать с ним и не раз.
– О, Евгений Николаевич, какой приятный сюрприз! – еще издали закричал Сечной, надев радушнейшую из улыбок. – Знал бы, что вы ведете дело, еще более поспешил бы. Но поверьте, в задержке моей вины нет. Обычная наша послепраздничная неразбериха. Назначили Винокурова, а потом вдруг вызвали на ковер. Галиева после дачных подвигов радикулит скрутил. Пришлось как всегда мне, грудью на амбразуру.
«Ишь ты, комсомолец-доброволец», – неприязненно подумал Северин. Он и не предполагал, насколько был близок к истине. Сечной действительно приложил некоторые усилия, чтобы его назначили на это дело.
Они вошли в дом. Сечной, безостановочно говоря, крутился вокруг Северина мелким бесом, то слева зайдет, то справа, так запутался, что в прихожей споткнулся и едва не упал, схватившись рукой за рукомойник.
– Как успехи? – спросил Северин, останавливаясь на пороге комнаты.
Аркадий Иосифович, подняв голову и чуть скривившись при виде Сечного, сказал медленно и веско: «Ничего существенного». Его молодые коллеги, рванувшиеся было к начальнику с докладом, остановились и дружно закивали головами.
Распятого уже сняли с креста и положили на спину на пол, откинув волосы со лба. Лоб оказался очень высок, но пропорционален длинному лицу. Впавшие щеки, острый, с заметной горбинкой нос, тонкие синюшные губы.
– Даже не поймешь, какой национальности, – тихо пробормотал Сечной.
– Вы
